Ганновер: конечно, нет.
Вайле: я не реаликант
Палермо: Дай ему сказать или я разнесу тебе череп.
Вайле: Я не репликант …
Палермо: Я предупреждал…
Раздается серия выстрелов, свет гаснет. Через некоторое время после криков боли настает тишина.
Сцена 2
Там же, все за исключением убитых.
Кто-то чиркает зажигалкой и пытается осветить помещение. Слышны стоны.
Антверпен: эй, ты с зажигалкой, как тебя?
Ганновер: скажу, если не начнешь стрелять.
Слышится пара выстрелов, затем удар и снова молчание.
Антверпен: козлина, я ведь и так не попал.
Толедо: вот и хорошо.
Ганновер: мистер Ганновер к вашим услугам господин Антверпен.
Антверпен: я тебя и так уже вычислил скотина.
Толедо: какого черта вы затеяли эту пальбу?
Антверпен: что значит, какого черта, ты с луны свалился дружок?
Толедо: я думал из вас идиотов собрать приличный партизанский отряд, ну видимо таков уж наш путь и он скоро кончится.
Антверпен: значит, это ты привел сюда двух отцифрованных. Теперь ясно, почему ты сбежал крысенышь.
Толедо: чего ты мелишь, кого я привел?
Ганновер: ладно тебе отпираться, я хотел им рассказать, но было поздно.
Толедо: ох и дурак.
Снова раздается выстрел, звуки борьбы и глухой стон.
Толедо: зачем ты убил его?
Ганновер: кого?
Толедо: Антверпена этого.
Антверпен: я тут.
Толедо: а тот тогда кто?
Ганновер подползает с зажигалкой и смотрит в лицо.
Ганновер: Йорк был.
Антверпен: ладно, уже кончайте, у меня брюхо пробито я больше вам не соперник.
Толедо: как же глупо, как дети, а , ну дети же, ну. Объегорили сами себя, ну и поделом.
Ганновер: это я виноват, я не должен был идти сюда. Это из-за меня все.
Аантверпен: я не знаю о чем ты, но если бы не твой напарничек вы бы еще пожили. Все бы еще пожили, надо ж было отыскать такого.
Ганновер: да уж, тем более что он, в самом деле, был человек.
Антверпен: этот-то, ну не смеши.
Толедо: он не врет, какой ему теперь смысл врать.
Ганновер: мы теперь вряд ли отсюда выйдем так ведь?
Толедо: почему?
Ганновер: ты цел?
Толедо: да.
Ганновер: а мы нет. У меня колено пробито и грудь.
Антверпен: ха, (закашливается) ну хоть кто-то попал.
Ганновер: чему ты радуешься? Ну, радуйся, радуйся. При всем желании двоих Толедо не унесет.
Антверпен: я вашего брата терпеть не могу и у меня есть на то основания.
Толедо: мне ты уже рассказывал.
Антверпен: пусть послушает он. Нам было по двадцать пять лет, когда однажды, выйдя на площадь, нас с женой истерзала толпа киберджеков в масках. Я как-то выбрался из той передряги, а вот она нет.
Толедо: расскажи тогда, что ты там делал на этой площади, пусть тоже знает.
Антверпен: мы боролись.
Ганновер: я знаю, почему ты так зол на меня, я ваши истории знаю и не моя вина что некто в правительстве решил избавиться от вас. Все борются.
Антверпен: и ты?
Ганновер: наверное, теперь уже да. Да я киберджек и мне не очень-то есть дело до вас мистер Антверпен и даже до остальных людей в отдельности. Но мне важно чтобы человечество существовало, потому что только вы способны мыслить дальше простого существования. Так уж вышло, что со мной произошел сбой, которому я, почему то рад. У меня нет работы, но зато появилось время подумать. В самом начале, в своих раздумьях, я счел себя несчастным и только позже узнал, что именно в этом несчастье есть какая-то крупица человеческого во мне, которую я так полюбил, что теперь не могу променять ни на что на свете. Будто теперь со мною бог. Он не бережет меня, по-видимому, но одно то, что он меня видит, делает меня истинно живым.
Толедо: видно короче ты говорить не умеешь.
Ганновер: это сложно, но в целом нужно только понять, что в репликантах есть все, чтобы существовать. Но вот именно этого мне хочется меньше всего. Как страшно без боли. Нет, вы не поймете. Кажется, что сейчас ты мне скажешь, что меня нет и меня, действительно не станет. Вам больно, но вы не бойтесь, вы никогда не умрете.
Антверпен: значит, раны твои не болят, и ты только играешься, будто тебе сейчас тяжко.
Ганновер: мне действительно плохо, вполне, даже физически, тяжело говорить и дышать, вот только не больно.
Толедо: как шок.
Слышен шорох в углу.
Антверпен: кто это там?
Бордо: это Йорк, он кажется, оклемался.
Включается свет. Рядом с перевернутым столом сидят Толедо, Ганновер, А.нтверпен. Возле них Йорк, пытается встать. На стуле сидит Бордо.
Антверпен: ты почему сразу не сказал что живой?
Бордо: меня никто и не спрашивал. Да и потом, много ли лучше было выдать себя сразу? Бойня бы только продолжилась, за вас был совершенно здоровый Йорк, меня бы вы перетянули на свою сторону. Мне было бы странно отказываться перейти к вам, были бы подозрения и как знать может, убили бы и меня.