– Чтобы дельтанка так тебя целовала, одной помолвки мало, – хмыкнул Маколл. – Подозреваю, что и женитьбы может не хватить. А бросок через поляну плохо кончится, если приземлишься на камень.
– Друг Сталеи о камни никогда не стукается, – мечтательным голосом произнес Валин. – Она всегда бросает его на что-то мягкое, а как она целуется! Жаль, что каждый раз титры идут, как только доходит до интересного.
– Какой ужас! Примерным дельтанским юношам не пристало в семнадцать лет предаваться грешным мыслям о целующихся девушках! – Маколл покачал головой в притворном неодобрении.
– Я совсем не примерный, – парировал я. – Не веришь, спроси моего отца. Ладно, главное, что мне нравится в Сталее, – она не скрывает, чего хочет от своего парня. Если бы мне с сразу объяснили правила, может, я и не разошелся бы со своей подружкой. – Я вздохнул, помолчал, потом продолжил: – Ладно, может, и хорошо, что мы разбежались. Одному проще. Я бы не мог уйти с Геркулеса сам, только вместе с невестой, и...
– Забудь о ней! – прервал меня Маколл. – Пора браться за дело, нам задали прочесть, как фракция экспансионистов получила поддержку большинства в две тысячи триста семидесятом.
Каждый из нас включил свой тайный глядильник, и какое-то время мы в полной тишине читали материалы про победу экспансионистов, в результате которой военные продолжили открывать для заселения планеты сектора Бета. Мне казалось, что автор статьи рисует эту победу слишком радужными красками, как несомненное достижение. Поспешная, жадная колонизация чуть не привела к полному краху цивилизации, из-за нее потеряна огромная часть знаний человечества. Если бы мы подождали, пока двести миров сектора Альфа нормально разовьются, наука сегодня была бы на несколько столетий впереди.
Я, конечно, не папа, и не считаю, что наука важнее всего, но катастрофа стоила человечеству не только научных знаний, но и огромной части истории, культуры и...
Громкий звонок из-под крыши купола возвестил о начале первого урока. Мы убрали глядильники, выждали ровно пять минут и осторожно выглянули наружу. Никого не увидев, быстро добежали до соседнего купола, заскочили в открытую дверь и аккуратно прикрыли ее за собой.
– Добро пожаловать, – поприветствовал нас Ларссон, учитель истории. – Я только что объявил, что пришли первые результаты экзаменов.
В первом ряду сидели четверо ребят, посещавших историю официально – естественно, только мальчики. Школы на Геркулесе смешанные, но классы, даже самые малочисленные, всегда ведут раздельно.
Мы трое уселись. Наши парты стояли у огромного стенда, за которым мы могли укрыться, если в класс войдет кто-нибудь посторонний. Впрочем, за последние четыре года прятаться приходилось всего три раза. Историю, литературу и классы по искусству всегда ставили в расписании на выходные дни естественнонаучного потока, и в школе сейчас лишь горстка учеников и учителей.
Как только мы сели, Ларссон продолжил:
– Могу вас порадовать: у каждого из вас высший балл. Жаль, что в официальных результатах школы учитываются только четверо. Будь там все вы, наша школа в этом году по истории оказалась бы лучшей на Геркулесе. – И после паузы: – Должен сказать, что хотя я и восхищаюсь тем, как три наших «зайца» отдают истории свои выходные дни в течение последних четырех лет, очень скоро тайному придется стать явным. Сегодня в университетах открыт прием вступительных заявлений на курсы с начала две тысячи семьсот восемьдесят девятого года. В список экзаменуемых я могу вписать имена так, что никто здесь этого не заметит, но заявление в университет – совсем другое дело. – Он помрачнел. – Я с удовольствием помогу вам с подачей документов на подготовительный курс по доистории, но, раз родители не разрешили вам переводиться на исторический поток, полагаю, они будут крайне недовольны вашим выбором.
Маколл кивнул:
– У нас есть план, как с этим бороться. Вначале мы поступим так, как ожидают родители: подадим на физфак в университет Геркулеса. Заявления можно менять вплоть до дня после праздника Уоллама-Крейна, в любое время, пока идет прием. Мы изменим свои в самый последний день на...
– …подготовительный курс по доистории в университете Асгарда, сектор Гамма! – хором подхватили мы с Валином.
– Надеюсь, вы понимаете, что на самом деле будете учиться не на Асгарде, – заметил учитель. – Все подготовительные курсы по доистории проводятся на Земле. Вы будете изучать времена, когда все человечество жило на одной планете, и исследовать руины древних городов.
– Да, мы понимаем, – сказал я. – Занятия ведут преподаватели Асгарда под юрисдикцией сектора Гамма, но находиться мы будем на Земле, в родном мире человечества. Увидим своими глазами места, где процветали древние цивилизации, пройдем там, где ходили выдающиеся деятели прошлого. Как же это здорово, наконец осуществить свою мечту!
Ларссон покачал головой:
– Ладно. Мы все подготовим заранее, чтобы вы могли быстро переподать документы и заменить рекомендации учителя физики на мои, но все-таки продумайте, как будете разбираться с родителями, когда они обнаружат, что вы сделали.
– Может, они и не очень расстроятся, – оптимистично предположил Валин.
– Они не расстроятся, а придут в бешенство, – не согласился Маколл, – но какая разница? К тому времени, как все выяснится, прием документов в университеты закончится, они не смогут ничего изменить.
– В твоем случае – да, и родители Валина тоже, поскольку они всего лишь школьные учителя. Однако у Фиана ситуация другая. Его отец не просто работает в университете, он декан физического факультета! Он узнает обо всем сразу, как только закончится прием заявлений, шестнадцатого ноября в полночь по межзвездному грин-времени. Собственно зачисление на курсы реально проходит на две недели позже, первого декабря. Профессор Эклунд, вероятно, за эти две недели сумеет убедить своих коллег принять заявление задним числом.
– Мой отец наверняка в силах их убедить, его все на факультете побаиваются, но он не сможет изменить мое заявление без моего согласия. Мне просто придется стоять на своем в течение двух недель.
– Тогда желаю удачи, но тебе придется нелегко, – посочувствовал Ларссон. – После того случая с факультативом по истории я имел сомнительное удовольствие познакомиться с твоим отцом, и хорошо представляю, что тебе предстоит.
Я знал, что придется не то что нелегко, а очень трудно, но рассчитывал на одно смягчающее обстоятельство. Межсекторный Нобелевский комитет официально объявляет свое решение в октябре, а церемония награждения проводится в декабре. Куда я поступил, выяснится как раз в разгар празднования: отец уже будет знать о премии и предвкушать церемонию. Конечно, думать, что он совсем не обратит внимания, не приходится, но я надеялся, что поздравления коллег и торжества по поводу осуществления заветной мечты оставят отцу не так много времени на меня орать.
Больше мы поступление в университеты не обсуждали и занялись разбором текста, который только что прочли. Я утверждал, что победа экспансионистов привела к катастрофе, а Маколл отстаивал противоположную точку зрения. Мол, Земля все равно уже истощила себя, обустраивая колонии в секторе Альфа, и коллапс был неизбежен в любом случае.
– Да, но.... – Я запнулся, потому что получил экстренный вызов. Я проверил – это была мама. Раз она сочла нужным позвонить по секретному глядильнику, значит, что-то очень серьезное. – Прошу прощения, мне обязательно нужно ответить.
Я выскочил наружу, добежал до спортзала и уже из безопасного укрытии ответил на вызов. У мамы был виноватый вид:
– Прости, что так звоню, но мне нужно тебя предупредить... – Она осматривалась, явно пытаясь понять, где я нахожусь и нет ли кого-нибудь рядом. – Нас ведь никто не услышит?
– Нет, я тут совсем один.
Несмотря на мои слова, продолжила мама еле слышным шепотом:
– Твоему отцу только что позвонил друг из межсекторного Нобелевского комитета. Плохие новости.