Я кое-как одеваюсь, доползаю до ключей и подбираю их с пола. Потом бросаюсь искать туалет. Выбегаю в коридор, открываю подряд пару дверей, и только за третьей оказывается санузел. Я ковыляю к унитазу и со стоном падаю перед ним на колени. Меня начинает тошнить.
Вот он ублюдок, этот Рустам. Меня трясет от ненависти к этому человеку. И от обиды. От обиды еще больнее. Как любая девушка, я надеялась, что мой первый раз будет пусть и не совсем приятным, но с человеком, который будет меня ценить и беречь. Мало того, что мой первый раз случился при весьма отвратительных обстоятельствах, так еще и это животное обращается со мной, как с отбросом.
Когда я умываюсь и осторожно выхожу из туалета то понимаю, что, кажется, я осталась совершенно одна. Первым делом, я, конечно, иду к входной двери и дёргаю ее за ручку. Закрыта. Что и следовало бы ожидать. Замок на ней явно не выбьешь молотком, поэтому я тут в качестве самой настоящей пленницы до прихода Садаева. Я подхожу к большим панорамным окнам, но, посмотрев вниз, понимаю, что бросаться с высоты сорокового этажа мне неохота.
Хорошо, конечно, нынче живут владельцы сети ювелирных магазинов. Я обхожу квартиру, рассматривая ее. Либо мой садист закоренелый холостяк, потому что обстановка тут скудная, как на картинке дизайнера, либо это его рабочее помещение. Вроде как для встреч с партнерами или для того, чтобы привести любовницу. В свое уютное гнездо вроде не комильфо, а тут можно кем угодно поверхности полировать. Мой отец, например, тоже имеет красивую квартирку прямо в одной из башен Москва-Сити. И любовниц туда водит красивых, дорогих.
Меня передергивает, когда я вспоминаю, как на прогулке с одногруппниками мы фотографировались возле одной из башен, и в этот момент я увидела машину отца, из которой он выходил, положив руку на задницу какой-то девушке, вдвое младше его.
Будет забавно, если я тут с ним случайно пересекусь. В тот момент, когда Садаев будет прилюдно называть меня мерзкими словами. Представляю, как у моего папочки тогда перекосит рожу. Ну а что? Если ты пользуешься молоденькими девочками, не стоит удивляться потом, когда и твою дочь будет пользовать такой же мужик в возрасте.
Я заруливаю в помещение, похожее на кухню, подхожу к холодильнику и открываю его, чтобы найти воду. Пить хочется ужасно. Задумчиво смотрю на полки, когда позади раздается голос, и визжу. Громко и испуганно. В который раз за день.
— Цыпа, раз ты тут… — маньяк замолкает, когда я оборачиваюсь, испуганно прижимая руки к груди, и цыкает, — у меня уши завяли. Ты что орешь?
— Я думала, что тут одна вообще-то, — выдавливаю я.
— Нет, цыпа, я пока с тобой. Сваргань омлет, а?
У меня приподнимаются от удивления брови.
— Я не умею.
— Цыпа, не ври. Студентка и не умеет готовить? Ты бы не выжила. Давай. Из четырех яиц.
«А лицо не треснет?» — скептически думаю я. Но послушно достаю четыре яйца из лотка, и мою их под краном. Потом в шкафчике нахожу глубокую миску и вилку. Разбиваю в нее яйца, представляя, что это яйца Садаева, а не куриные. С удовольствие бы накормила эту компашку их главарем.
У маньяка звонит телефон и он выходит из кухни, чтобы с кем-то пообщаться, а я быстро открываю ближайшие ко мне шкафчики в надежде найти аптечку. Может быть, я смогу найти снотворное, усыпить моего надзирателя и вытащить у него ключи от входной двери.
Но, к сожалению, аптечки нигде нет. Я со злости плюю в омлет и взбиваю его. Выливаю на сковородку и спустя десять минут подаю вернувшемуся за стол маньяку тарелку.
— Приятного аппетита, — с сарказмом говорю я. Он скептически смотрит на тоненький опавший омлет и тычет в него вилкой с некой опаской.
— Готовка не твоя сильная сторона, цыпа.
— Предупреждала же, — пожимаю я плечами, — еще распоряжения будут? Полы вымыть? Окна протереть? Я все делаю одинаково плохо.
Маньяк смотрит на меня и иронично кривит губы в ответ на мою реплику. Но я, честно говоря, не собираюсь становиться их прислугой. Готовлю-то я неплохо, впрочем, как и убираю, однако, демонстрировать свои умения сейчас — себе дороже.
— В твоем положении, цыпленок, лучше стараться быть полезной.
— Отпустите меня на волю, — произношу я, — мой отец будет меня искать. Если он узнает о том, что вы меня похитили — вам будет плохо.
— Да ты что? Твой отец тебя за пять лет не нашел у себя под носом. Так ли ты ему нужна?
Я прикусываю язык. Черт, теперь я прекрасно понимаю, насколько была хрупка моя вторая личность. Рустам рассекретил меня буквально за полчаса. Конечно, у него наверняка очень хорошие связи и знакомства, он бы и более хитрую подделку документов мог бы раскопать при желании, но все же… теперь факт, что меня не нашел мой отец за целых пять лет, с такими-то паршивыми документами, вызовет у Садаева и компании много неудобных вопросов ко мне. И я даже не знаю, как на них отвечать.