— Дай нож, — просит меня маньяк, пока я зависаю, раздумывая над его словами. Я разворачиваюсь, достаю из ящика длинный и тонкий нож, и замираю с ним в руках. Потом поднимаю взгляд на мужчину. Он продолжает наблюдать за мной с иронией в глазах, будто я цирковой зверек, и произносит:
— Даже не думай. У тебя ничего не получится, а я хочу отрезать кусочек омлета.
— Отдай мне ключи от квартиры, — спокойно произношу я и начинаю обходить стол, наставив на маньяка нож. Каждая клеточка моего тела, впрочем, напряжена: я в любой момент готова защищаться и реагирую на каждое движение мужчины. Он едва шевелит пальцами, а я уже сжимаю рукоятку, ожидая момента, когда он нападет.
— Я ведь не обидел тебя, — произносит маньяк, и что-то я не ощущаю в его голосе беспокойства. Он будто бы ведет со мной обычную беседу за чашечкой кофе, — а ты, цыпа, тычешь в меня холодным оружием. Кто из нас тут преступник и плохая девочка?
— Не манипулируй, — отрезаю я, — ты похитил меня.
— По приказу. Так бы я тебя и пальцем не тронул.
Он пользуется моим секундным замешательством, пока я пытаюсь подобрать контраргумент — в один момент оказывается возле меня, а потом я неожиданно ложусь грудью на стол с заломанной за спину рукой. Так плавно и незаметно, будто бы это был какой-то хитрый танец. Он просто развернул меня и обезвредил.
— Я тебе даже больно не делаю, не так ли цыпа? — маньяк вытряхивает у меня из руки нож, и он со звоном падает на пол, — я не садист, чтобы обижать беременную девушку. Рустам сказал мне проследить за тобой. Ты ему пока нужна живой и здоровой. Будешь дальше вредить себе или побережешься и спокойно посидишь?
— Посижу, — бормочу я.
— Поверю. Для справки тебе — Рустам не распоряжался, чтобы к тебе никто не прикасался. Так что веди себя хорошо, и я стану для тебя добрым папочкой. Будешь вести плохо — пеняй на себя.
Он отпускает меня и усаживает на стул, больно стукнув попой. Я униженно обкусываю губы, глядя как он забирает тарелку с омлетом из-под моего носа и вилку.
Чтоб ты подавился, гад.
— Я сейчас поем и мы отправимся на УЗИ, цыпа, — слышу я, и ошарашенно оборачиваюсь.
— Что?! Зачем?
Инстинктивно моя рука ложится на живот, потому что этим людям я абсолютно не доверяю. С них станется отвезти меня в какую-нибудь клинику и сделать прерывание. Маньяк замечает мой жест и морщится.
— Успокойся. Никто тебе ничего не сделает плохого.
— Слабо верится, — бормочу я.
— Слишком много заморочек, цыпа. Просто нужно подтверждение твоих слов. Ты же не думаешь, что Садаев так просто поверит, что ты забеременела от него с одного раза? Много таких приходило… одна даже слишком далеко зашла.
— И что с ней случилось? — цепляюсь я за последнюю фразу, а мужчина многозначительно смотрит на меня, но ничего не говорит.
Он доедает омлет, а я мысленно наслаждаюсь тем, что успела плюнуть в него. Сделал гадость — сердцу радость. Когда-нибудь я об этом ему расскажу, чтобы его потом годами тошнило при виде жареных яиц.
Перед выходом из квартиры маньяк неожиданно защелкивает на моем запястье один из наручников. Я пораженно опускаю взгляд и вижу, что прикована вторым наручником к нему.
— Какого черта? … — вырывается у меня вопрос.
— Чтобы ты не сбежала, цыпа.
— Прекрасно… только выглядит, знаешь ли, очень подозрительно, — пожимаю я плечами, — прохожие вызовут полицию, стоит нам только выйти за порог.
— Всем плевать, цыпа. Увидишь.
И когда мы покидаем квартиру, я понимаю, что всем действительно будет плевать. По крайней мере ни в лифте, ни на подземном паркинге я вообще ни одного человека не вижу. Мне везет, как утопленнику.
Мандраж начинает меня бить, как только мы подъезжаем к клинике. Я готова отрезать себе руку — было бы только чем, чтобы сбежать от опасности. Во мне всего лишь набор клеток, если верить словам того гинеколога, но материнский инстинкт уже проснулся и кричит, что доверять человеку рядом со мной — плохая идея.
Я надеюсь, что несмотря на все, что творится сейчас, я смогу выбраться и скрыться в другом городе. Стать хорошей и заботливой матерью. Не такой, как моя. Одно из первых моих воспоминаний — как я сижу в машине отца, одетая в пижаму в горошек, и мои глаза закрываются от усталости, потому что на дворе ночь. А меня в тот день отправили к бабушке. Потому что мать отправилась рожать брата.