И когда кажется, что лучше уже не бывает, происходит что-то еще более захватывающее. В нашем случае — это автопоезд, который я восхищенно прозвал «гиперлуп». Стартовали из скромного городка Нова-Горица, который укромно спрятался и затерялся в сети проселочных словенских дорог. Должно быть, именно поэтому, когда мы прибыли на станцию отправки — не обнаружили ровным счетом ни-ко-го. Пустой автопоезд! «Бохиньска Бистрица» — было написано на желтом здании вокзала. Тепло попрощались с Женей, пообещав друг другу обязательно пересечься в родных краях или где угодно в мире. Но только уже после кругосветки.
Автопоезд — это несколько длинных открытых вагонов-помостов, на которые заезжали машины. Следуя инструкциям «кондуктора», мы аккуратно втиснулись так, что до ограждений оставалось буквально несколько сантиметров. Выйти из авто на помост запрещали правила, но открытые все четыре окна в салоне давали возможность наслаждаться видами.
Вот уж действительно бистрица! Удивительное ощущение: едва поезд тронулся, мы будто мчали на гиперскорости, при этом оставаясь совершенно неподвижными. В мозгу происходит явный рассинхрон: вот твоя машина мчится, но спидометр на нуле, а вот луга и горы, проносящиеся мимо со скоростью шестьдесят километров в час. Примерно как в анекдоте про «мерседес» и «запорожец».
Второй раз за день мы втроем хором кричали от восторга. Остроносые скалы, покатые перевалы, сказочные ущелья и мистические тоннели — и все это с грузовой платформы, и от скорости захватывало дух! Я расслабился и отпустил баранку, к которой уже порядком прикипел за последние дни. На мгновение закрыл глаза, ощущая, как бьют в лицо порывы ветра. Так ощущается детство. Словно мне снова пять, и я в родном Харькове лечу на скрипучем аттракционе «Ветерок» в парке Горького, болтая ногами в воздухе. А на земле ждет отец, улыбается и машет рукой.
И в эти пять ты еще не знаешь, что такое мир и что ты вообще родился в стране, которой, по сути, нет. Ты с рождения в клетке. В жестком стальном режиме микросхемы, где каждый, включая твоих родителей, которые кажутся тебе такими взрослыми и свободными, боится сделать лишний шаг. Боится задеть в подъезде коврик соседа, потому что тот может черкнуть письмецо «куда надо», боится, что чадо будет много болтать в школе, и директор вызовет «на разговор». Но ты все равно счастлив, ты ребенок. Не знаешь, что бывает по-другому. Не знаешь, что смелость и риск не только не считаются ценностью, но и пресекаются. Что в школе, в которую уже так хочется, будут годами пытаться заглушить твою личность и подстроить ее под всех. Чтобы ты не выделялся, чтобы с тобой было легче. Чтобы потом вырос в законопослушного гражданина.
И чтобы ты никогда не думал о своей мечте.
Ты просто живешь в фантазиях и мечтах из любимых книжек и совсем не замечаешь, как цепенеют от страха все вокруг. И вообще пока еще не знаешь, что можно бояться чего-то невидимого. Вот если перед тобой паук или дворовый хулиган с палкой в руке — тут понятно. Страх ситуативный, сиюминутный, по сути, никак не влияющий на твою жизнь. Совсем не тот всеобъемлющий, в котором живет вся страна.
Теперь, уже совсем по-другому понимая ту нашу жизнь, не переставал удивляться — откуда папа брал силы и вдохновение писать? Как под взглядом однобоких перепуганных учителей не умерло мое воображение, чувственность, уверенность в себе? Нас воспитывали как маленьких винтиков системы, которые подрастут и продолжат дело взрослых — строить «страну будущего». А винтиком я так и не стал — то ли система вовремя рухнула, то ли характер не позволил.
Несмотря на бэкграунд, меня так и не смогли утихомирить. Поставить в общую шеренгу, одеть в приличную одежду. Пожалуй, ни разу в юности я не усомнился, что все получится. Даже не знаю, откуда было столько гонора вначале? Откуда столь дикая самоуверенность? «Беру проект, все сделаю, все смогу», — отвечал я на любое предложение, даже если понятия не имел, о чем речь.