Выбрать главу

Марья Захаровна была в дорогом летнем брючном костюме из пепельного льна отличного итальянского качества. На ногах красовались босоножки на высоченном каблуке-шпильке — паутина тончайших кожаных ремешков. На льняной топ сверху была накинута льняная модная шаль нежно-сиреневого цвета.

Стоявшего в дверях Колосова Марья Захаровна не увидела — все ее внимание, едва она вошла в зал, приковал к себе развалившийся на диване Симонов.

— Хорош, — прошипела она, — хорош гусь… Снова за свое, опять с утра нализался? Мне что, снова наркологу звонить, «неотложку» вызывать?

— Да все нормально, не шуми, я в полном… па-алней-шем порядке. — Симонов снова попытался приподнять свое крупное тело и снова не смог. — А к нам, между прочим, гости…

Но Марья Захаровна не слушала его, она яростно топнула каблучком.

— Паразит! — крикнула она звонко. — Вот паразит-то на мою шею навязался! Тебе ж три ампулы вкололи, паразиту, тебе что врач сказал — если хоть рюмку выпьешь, откачать тебя они уже не успеют!

— Да брось ты, — Симонов отмахнулся, — жив я, как видишь. И в совершенной норме, — он наконец восстал с дивана, — и не явись к нам в гости с утра пораньше органы, я б тебе, моя птичка, доказал, в какой я отличной форме и что мне давно уже хочется с тобой сделать.

— Хулиган, животное, клоун несчастный, паяц! — крикнула Марья Захаровна и вдруг спросила совсем другим, мирным, озабоченным тоном: — Органы? Какие органы? Где?

— Здесь, — ответил Колосов, — здравствуйте, здравствуйте, я из уголовного розыска. Майор Колосов. А вы, как я понимаю, Марья Захаровна Потехина. У меня к вам несколько вопросов.

— Пренеприятное известие, господа, — пробормотал Симонов, — к нам ревизор, это… едет… а тут взятки борзыми щенками… Смотри, Манька, осторожнее… Сейчас первым делом про кальян спросит. Эй, кто там есть на кухне — гашиш в унитазе топите!

— По-мол-чи! — крикнула Потехина, снова топая ножкой в игрушечной босоножке, и сказала Колосову: — Не обращайте на него внимания. А могу ли я взглянуть на ваше удостоверение?

— Прошу вас, — Колосов галантно предъявил «корочку» и, забывшись, снял темные очки. И совершенно напрасно.

— Начальник отдела… — Потехина читала удостоверение, — убийств… области… Области… Так вы не с Петровки, 38? Область… Так, а простите за прямоту, Подольск… Ну, подмосковный Подольск — это у вас?

— У нас, — ответил Никита, — наша территория.

— И вам не стыдно, молодой человек? — Потехина гневно посмотрела на Колосова. — И совесть вас еще не загрызла, нет?

— А в чем дело? — спросил Никита, забирая удостоверение.

— И он еще спрашивает, в чем дело! Начальник отдела убийств из области — это про вас написано, а? Подольск — ваша территория? А почему тогда до сих пор убийца Похлебкина на свободе гуляет? Сколько времени прошло, а вы его до сих пор не нашли. Такого человека убили — гения! Мы все из него вышли, все. Похлебкин — это же… — Потехина потрясла пухлыми ручками. — У меня сердце кровью до сих пор обливается, когда подумаю, что такой человек в могиле лежит. А его убийца до сих пор на свободе разгуливает.

— Марья Захаровна, но я этим делом не занимался, — со скромным достоинством ответил Колосов, — а по делу Похлебкина до сих пор ведется работа.

Бросьте! Вы мне это бросьте, работа! — Потехина

презрительно усмехнулась. — Слыхала я по телевизору, мол, убили с целью ограбления. Отверткой! Чушь все это собачья!

— Марьяша, он к нам совсем не по этому делу, по другому, — попытался вклиниться Симонов.

— Помолчи, алкоголик! Похлебкин, можно сказать, нам всем свет дал увидеть, мы все у него в долгу неоплатном, а тут… Знаете, молодой человек, что я, лично я думаю о его смерти?

— Что? — спросил Колосов. Спорить с этой взрывной крикуньей, сладко дышащей дорогими французскими духами, было бесполезно. Допрос приходилось строить, подчиняясь и уступая.

— У старика был непререкаемый авторитет и влияние. Заикнись он только где-нибудь печатно или устно, что в том или ином ресторане под видом активно рекламируемой национальной кухни — любой: китайской, арабской, русской, кошерной — толкают клиентам разную там псевдоавторскую бурду, этому заведению пришел бы конец. Похлебкину верили все. Его слово было законом для специалистов самой высокой пробы. Так вот, я считаю, что его убили потому, что он пытался кого-то разоблачить! Пытался открыть глаза всем нам на то дерьмо, которым нас кормят за наши же деньги!

Колосов секунду молчал, словно оценивая.

— А знаете, Марья Захаровна, — произнес он задумчиво тоном самого настоящего гениального сыщика, — пожалуй… Эта версия имеет такое же право на существование, как и… нет, но какой новый, свежий, неизбитый подход… Поворот мысли на сто восемьдесят градусов… Я сегодня же доложу начальству. Спасибо вам, огромное спасибо.

— Не за что. — Марья Захаровна, блестя глазками-щелочками, пытливо изучала его — правду говорит или мозги пудрит. Решила по-умному сместить акценты: — Вы простите, что я накричала… Так с утра заведут, так заведут… Я ж ненормальная. Другие-то сейчас вон как дела свои ведут? Из Парижа или из Ниццы раз в неделю звякнут менеджеру — и трава им не расти. А я все сама, как раб… Я и менеджер, и директор, и кладовщик… С утра, верите, как к станку сюда иду, по-стахановски. Ну, хвоста всем накрутишь, разгонишь всех, порядок наведешь, зато до вечера спокойна — можно уезжать. Часы и без меня пойдут. Что же вы стоите, садитесь, — она гостеприимно указала Колосову на диван в уютной нише. —~ Понимаете, у нас тут пока с утра хаос. Раньше с двенадцати открывались, теперь летом из-за жары с десяти. Но раскачиваются по-прежнему медленно.

— Марья Захаровна, я к вам вот по какому вопросу. Вчера я имел беседу с…

— Ой, а что у вас такое с глазом? — воскликнула Потехина. Никита вздрогнул, воровато прикрыл ладонью синяк.

— Это пустяки, бытовая травма…

— Эх, молодой человек, — Марья Захаровна погрозила пальчиком, — все в суперменов играете. Шалите все… шалуны…

— Я по поводу гибели Максима Студнева, — сказал Колосов, — вам это имя знакомо?

— Ну я же говорила! Ну, Серафим, детка, что я тебе говорила, а? — торжествующе воскликнула Марья Захаровна, оборачиваясь к Симонову. — И Аврору убеждала. Серафим, пойди скажи, чтобы принесли гостю чаю с мятой, нашего фирменного. И узнай — не приехал ли Поляков? Конечно, мне это имя известно, — она обернулась к Колосову и вздохнула, — и с Авророй, бедняжкой, мы два часа вчера эту ее поездку в вашу милицию обсуждали. Я ее предупреждала: не надо было ей ездить.

— Почему? Я сам ее вызвал. Она знакомая погибшего Студнева, звонила ему.

Марья Захаровна пристально посмотрела на Колосова.

— Молодой человек, вы можете не финтить, а ответить прямо и честно, — сказала она. — Вы вот сами из отдела убийств, целый начальник. Похлебкиным не занимались, а Максимом нашим занимаетесь. Так, значит, что же выходит — убили его, а?

— Я вам прямо и честно отвечу, — сказал Колосов, — это дело поручили мне. А факты пока таковы: Студнев упал с восьмого этажа своей квартиры. То есть дома, я хотел сказать…

— Упал или его выбросили? — спросила Марья Захаровна. — Или он выбросился сам?

— Мы пытаемся установить, что же произошло на самом деле. Нам стало известно, что накануне своей гибели он был здесь, в ресторане. Марья Захаровна, я хотел бы просить вас как можно подробнее описать этот вечер, этот ужин. Вы ведь на нем присутствовали?

— Присутствовала. Как белка в колесе крутилась. — Марья Захаровна покачала головой, откинула со лба челку. — Ну что вам сказать? Это была самая обычная частная вечеринка. Ресторан мой был снят моей хорошей знакомой — известной эстрадной певицей Авророй. Она устроила маленький праздник для друзей.