Выбрать главу

Но он не мог ее отпустить. Не мог убить, несмотря на то, что это было бы самым разумным решением. Несмотря на то, что его товарищи потребуют этого, узнай они правду. Они уже подозревают, иначе Сабин бы не приходил в Рейесову комнату с расспросами.

Насколько сильна опасность, которой он подвергает их, позволяя ей жить? Имеет ли это для него значение?

"Я такой дурак". Возможно, он действительно любит ее.

Демон Боли легкомысленно рассмеялся при этой мысли, поскольку любовь приносила свои особенные страдания. Очень и очень много страданий. Для сердца, для души. Они причиняли физическую боль, слишком сильную, невыносимую.

Рейес нахмурился.

— Не упоминай о Ловцах при моих друзьях, — напряженно приказал он.

Она рассмеялась. В отличие от демона в ее смехе не было ветрености. Смех звучал натянуто и вымучено.

— Не смогу, даже если б и хотела.

— И почему это?

— Они уехали.

Его удивление сменил гнев, и воин вскочил на ноги. Каменный пол опалил босые ступни холодом. Он шагнул к шкафу.

— Когда?

— Этим утром.

— Все?

— Кроме того, который носит имя Торин. Может, еще парочка осталась. Я не упомню всех твоих дружков.

Останавливаясь в дверном проеме, Рейес ущипнул себя за переносицу. Раньше он был бы в ярости из-за того, что его оставили. Сейчас же то, что он чувствовал к Данике, оказалось сильнее желания отыскать ларец Пандоры.

— Они приходили за тобой. Увидев, что ты еще не восстановился полностью, они просили передать тебе сообщение.

Нервы задергались под глазами мужчины, пока он поворачивался, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Ну? Передавай.

Даника вздернула подбородок. Вызывающий жест… он заметил, что она часто так делала, словно готовилась покорить мир.

— Тот, которого называют Сабин, сказал передать тебе, чтобы ты перестал вести себя, как котенок и выполнил свой долг. Что там в Риме? Кто-то упомянул некий храм.

Рейес проигнорировал ее вопрос и опустил взгляд, чтобы скрыть проблеск ярости, наверняка светившийся в его глазах. На щиколотках и бедрах больше не было оружия, но джинсы на нем остались. Они были расстегнуты. В то время как его тешила мысль, что Даника раздевала его, ему не понравилось, что она могла забрать его оружие.

Он ненавидел то, что спал мертвецким сном. Она могла сделать что угодно — возможно и сделала что угодно — а он не знал. Хмурясь, он поспешно застегнул молнию и повернулся обратно к шкафу. Вытащил сшитые из бархата ножны для кинжалов и пистолетов, увидел, что все на своих местах.

Хорошо. He придется обыскивать ее.

— Я ничего не крала у тебя, — резко бросила девушка.

— Хорошо.

Не то чтобы он поверил ей. Он взял в каждую руку по пистолету, потом проверил магазины. Заряжены. Ему стоит быть более осторожным теперь, когда с ним живет Даника. Нельзя держать оружие заряженным. Воин нахмурился еще сильнее, заложив сзади за пояс оружие, и повернулся к ней.

Она опасливо наблюдала за ним, побледнев, как первый выпавший снег. Боль в груди вернулась, и он прикусил щеку. Богов надо наказать за то, что одарили одну женщиной такой красотой.

— Собрался куда-то? — поинтересовалась она.

— Может быть.

Его взгляд скользнул по стенам. Двух кинжалов не хватало, хотя она и постаралась прикрыть следы своего воровства, поменяв углы наклона соседнего вооружения.

Он не винил ее, не собирался отбирать их у нее. Он был изумительно… возбужден мыслью, что эта женщина вооружена. Идиот. Она наверняка хотела, чтоб его кровь залила весь пол, собираясь в лужицы между камнями.

Дрожь охватила воина от подобной идеи. Ей придется ранить его, чтобы пролить кровь, и лишь боги ведают, какое это будет наслаждение.

«Желай она твоей смерти — она бы отрубила тебе голову прошлой ночью».

— Почему ты не убежала от меня, пока имела такую возможность? — спросил он.

Она хлопнула себя по лбу и упала назад на подушки.

— Даже не знаю. Такая вот я дура!

— Почему не причинила мне вреда?

— Опять же, не знаю. Понятно? Ты мой заклятый враг. Я должна была бы быть способна перерезать тебе глотку, без проблем. Я же тренировалась, знаешь ли?

Он моргнул.

— Перерезать мне глотку?

— Да. Я брала уроки. И не только самообороны. Я училась, как победить врага и беспрепятственно уйти после этого, — она смахнула соринку с ноги. — Я больше никогда не буду беспомощной.

«Я помог разрушить ее невинность, и мне даже не пришлось коснуться ее. Позор».

Рейес прислонился плечом к дверному проему гардероба.

— Не стоит так огорчаться. Возможно, ты просто не смогла заставить себя причинить вред беспомощному человеку. Это делает тебе честь.

— Да, но ведь ты не человек.

Нет, не человек. Он — демон, и напоминание причиняло боль. Достаточно сильную, чтобы следующие слова слетели с его языка.

— Я в сознании. Пробуй теперь.

— Пошел ты, — рявкнула она.

— Пробуй.

— Катись в ад к чертям.

— Пробуй, Даника. Докажи себе, что можешь меня победить.

Она выстрелила в него взглядом, как двумя лучами лазера, способными прорезать кожу и кости.

— Чтобы дать тебе шанс причинить мне вред? Нет, уж спасибо.

— Я не двинусь с места. Даю слово.

Она цокнула языком.

— Ты хочешь, чтоб я причинила тебе боль?

Она не могла поверить этому, но он понял, что подталкивал ее именно к этому. Он хотел, чтоб она спрыгнула с кровати и напала на него. Хотел, чтобы ее ногти глубоко впились в его кожу, зубы погрузились в шею. Он жаждал боли. От нее. И только от нее. Он жаждал наслаждения, и только так он мог его получить. Несмотря на то, что отлично знал о том, что ее невинность в прошлом. Разве будет вред от того, что они зайдут немного дальше?

— Если не собираешься нападать на меня, тогда поцелуй, — произнес он.

Воин дрожал, не в силах более отрицать свою потребность в ней. Раз он не может получить желаемой боли, то возьмет нечто иное. Ее вкус. Он сомневался, что это удовлетворит его, но решил не переживать по этому поводу.

Она всхлипнула, и он не понял, от ужаса или же… от предвкушения. Затем заметил, как напряглись соски девушки, и уже знал наверняка. Предвкушение.

В груди появилось давящее ощущение, словно ее сжимали стальные тиски.

— Поцелуй меня, — сказал он, таким низким, спокойным и нуждающимся тоном, что сам едва смог расслышать себя.

— Пошел к черту, — повторила она, уставившись на его губы. Однако на этот раз в ее голосе не было тепла. Лишь грубая страсть.

— Если ты не придешь ко мне, тогда, возможно, мне стоит подойти к тебе.

Она не возразила. Ее кожа покрылась мурашками с ног до головы, дыхание стало поверхностным, а пульс на изящной шее пустился в бешеный пляс. И все же глубоко в душе он подозревал, что если поцелует ее, то она возненавидит его. Еще сильнее, чем сейчас. Она не хочет испытывать к нему желание, будет стыдится того, что ее влечет к ее тюремщику, одному из тех, кто в ответе за теперешние бедствия ее семьи.

Все же он осознал, что приближается к ней.

Она выпрямилась, в глазах засветилась паника.

— Зачем ты это делаешь?

Собираясь с мыслями, он остановился на середине комнаты. В груди вновь заныло, демон впитывал эту боль, упиваясь каждым мигом.

— Я должен знать.

— Что? Что ты должен знать?

— Твой вкус.

Новый шаг.

— И что будет, когда ты узнаешь его? — прохрипела она.

— Я перестану гадать. Перестану мечтать о тебе каждую ночь, думать о тебе каждую минуту все дни напролет. — Еще шаг. — Полагаю, ты тоже гадаешь. Полагаю, ты мечтаешь обо мне и гадаешь. И ненавидишь себя за это. Ненавидишь меня за это, но не можешь остановиться.

Она замотала головой, локоны цвета солнца затанцевали по плечам, лаская ее изящную шею. Это он хотел так касаться ее, щекотать ее. Хотел подарить ей наслаждение, даже если сам ничего не ощутит.