— Ты не знаешь, куда ехать.
— Это не остановит меня. Я найду ее.
Люциен вздохнул, громко и протяжно.
— Я могу перенести тебя к ней. Через секунду ты сможешь быть рядом и спасти ее.
«Спасти ее». Она была в опасности или Люциен пытался поймать его на крючок? Он заткнул пистолет за пояс и уперся руками в стол, покрытый бархатом, и склонил голову. Долгое время он молчал, взвешивая возможности. Тратить впустую время, разыскивая Данику, или освободить Аэрона, который уже ощущал вкус ее крови на языке?
Ни то, ни другое не нравилось ему
Рейес громко вздохнул, вторя Люциену. Его громадная кровать маячила слева, роскошная, с измятыми простынями. Он воображал Данику на ней еженощно с момента их встречи: водопад светлых волос, обнаженное, наполненное желанием тело. Соски как жемчужинки, требующие ласки его языка. Разведенные ножки, влага на…
Правда, порой эту фантазию заменял его самый большой страх, картинка, нарисованная кровью и смертью. Горло Даники перерезано, ее нагое, испачканное багрянцем тело … неподвижно. Тень этого страха станет отчетливей с освобождением Аэрона.
«Ты же знаешь, что не сможешь держать его в плену вечно. Освободи его, спаси ее, а потом охраняй».
Стать ее защитником означало, что он останется рядом с ней вместо того, чтоб уйти, как планировалось. Это увеличит возможность ее контакта со смертельно—изголодавшимся Аэроном, но, с другой стороны, ее общение с Рейесом тоже увеличится. Хотя это было и опасно, мысль была жаркой и опьяняющей, как ласка любовницы — если бы Рейес мог получать удовольствие от нежности.
Заполучить Данику… обнимать ее… Ее ангельское личико встало перед его мысленным взглядом. Громадные зеленые глаза, что смотрели на него со всей гаммой эмоций: страх, надежда, ненависть — и страсть? Небольшой, дерзко вздернутый носик. Полные розовые губы, что прокляли его на вечную муку, молчаливо обещая сладкую западню. Хрупкое тело, идеально сложенное специально для мужских объятий.
Он опустил веки и внезапно почувствовал ее аромат. Грозовые ночи и невинность, сахарная сладость с ноткой небольшой темной… опасности? Его брови сошлись на переносице. Темной? Опасности? Раньше в ней такого не было.
— Дай мне руку, — сказал Люциен, оказавшись перед ним, щекоча теплым дыхание его щеку.
Рейес удивленно сморгнул. Он доверял этому человеку, уважал его, а в последние дни разочаровывал его снова и снова. Не зная, что задумал Люциен, он без опасений вложил свою руку в его.
Не отрывая взгляда от Рейеса, Люциен крепко вцепился пальцами в его запястье.
При соприкосновении рук разряд тока прошиб все его тело. Каждый мускул его тела напрягся, затем расслабился. Тело окутал жар, напоминая питона, готовящегося пообедать, сжимающего свои кольца все сильней, пока жертва не сможет вдохнуть. Боль…так приятно. Он плотно закрыл веки, смакуя. Его демон урчал.
Мозг затуманился на пару мгновений, черная тень накрыла каждый уголок. Затем вспыхнули искорки света, нарастая… нарастая… Некий образ возник пред ним, еще не связный, только очертания. А затем внезапно он смог рассмотреть Данику, лежащую на кровати точно так, как он воображал себе все эти дни. Разве что она не была светлой богиней, распростертой в ожидании его услады. Она была прикована к кровати, некогда светлые волосы были острижены и покрашены.
Она дрожала. Дорожки от слез виднелись на щеках, а нижнюю губу она так сильно прикусывала, что выступали капельки крови. В этот миг ярость превратилась в еще одного демона внутри него. Даника рождена для удовольствий и света, а не для тьмы и страха.
— Неважно она выглядит, — Люциен отпустил его и отошел в сторону, рассматривая девушку вместе с ним. — Чем дольше она с ними, тем больше вреда они могут ей причинить. Я проследил за телом мертвого Ловца до места похорон, и там в незримом обличье подсмотрел за приходящими Ловцами. Не ведая того, они привели меня прямиком к Данике. Они знали, что она убила их товарища. Очевидно, она оказалась у них в ночь нападения. Они приковали ее к кровати и пичкали снотворным. В таком состоянии она не может им сопротивляться, беспомощная, уязвимая…
— Да!
Тяжело дыша, Рейес опустил руку.
— Да, — повторил он. Ему не надо было больше времени на раздумья. — Отдай мне Данику и получишь Аэрона.
Возможно, это был ответ его терзаниям: спасти Данику, оберегать ее и помочь Аэрону вернуться в прежнюю форму, напомнив воину, кем он некогда был. Хотя он до сих пор не знал, как ему справиться с последним.
— Но дай мне слово, что едва он окажется здесь, он получит желанное уединение.
— Даю, — Люциен печально кивнул головой. — Знай, что я делаю это отчасти потому, что Анья считает, что Даника может привести нас к одному из артефактов. И не сомневайся во мне. Когда девушка окажется у нас, я использую ее для этой цели.
— И во мне не сомневайся. Я сам не свой, когда я с ней, и не знаю, как могу отреагировать, если ты подвергнешь ее опасности. — Ярость уже вскипала в нем при одной мысли об этом. — Веди меня к ней.
— Сначала ты должен сказать, что понимаешь, что сейчас можешь ее спасти только для того, чтобы позже потерять. Я не желаю, чтобы ты винил меня в случае…
— Она не умрет, — он не позволит. — Хватит болтать. Веди меня к ней.
— Я боролась за свою жизнь только затем, чтоб вот так с ней расстаться?
Даника горько рассмеялась. Она только что очнулась, не ведая, сколько прошло времени и что с ней сотворили. Внезапная мысль заставила ее умолкнуть.
После … нападения — о, Господи, не думай об этом — она примчалась на свою убогую квартирку собрать вещи. Ошибка. Ей стоило бросить пистолет и одежду, но без дневного заработка заменить их было бы ей не по карману. А поскольку она еще не овладела способностью красть, не попадаясь, то выбора у нее не было.
Группка мужчин странного вида поджидала ее, прячась в тени у запасного выхода, будто зная, каким путем она чаще всего пользуется. Словно они наблюдали за ней пару дней и выучили ее привычки.
Она сбила с ног одного или двух. Даже трех. Однако их оказалось шестеро, все имели одинаковые татуировки в виде восьмерки на запястьях, как и у мужчины, которого она… она даже не могла думать об этом слове. У них были такие же татуировки, как и у мужчины, что умер в том грязном переулке. Они одолели ее, вырубили.
— Больше никакой беспомощности, говоришь?
Когда чуть раньше она в первый раз открыла глаза, ее надежда, что это полицейские, полностью развеялась. Полиция не приковывает женщин к кроватям. Кто эти люди? Что им от нее надо?
Ничего хорошего ожидать не приходилось. В груди шелохнулась паника, леденя кровь. В ушах звенел страх. Челюсть болела от полученного удара. Силы иссякли, голод терзал внутренности. Дышать удавалось с трудом.
— Ни звука.
Цепи были холодными и тяжелыми, царапали кожу. Она потянула за них, пока полубезумным взглядом осматривала комнату. Симпатичная обстановка: кресла, разноцветные подушки, туалетный столик из красного дерева и квадратное с золотым обрезом зеркало.
«Рейесова работенка?» — подумалось ей. Он ведь тоже держал ее в комфорте.
«Нет, не Рейес», — решила она через секунду. Не такой он мужчина, чтобы посылать других делать его грязную работу. Он был бы там, сам бы захватил ее.
— Итак, кто же это? — снова подумала она. — Друзья того человека, которого она… ранила. Ясно как Божий день. Эти татуировки…
Намеревались ли они наказать ее за товарища? Хотели ее изнасиловать? Пытать? О, Господи. Они тоже считают ее проституткой и собираются продавать ее услуги?
Глаза обожгли слезы. Сейчас она одна—одинешенька. Девушка продолжила тянуть за цепи. Пот лился с нее ручьями, пропитывал покрывала. Чем больше она дергалась, тем сильнее задиралась одежда на руках и ногах, более не мешая металлическим оковам впиваться в кожу. Вскоре кровь сочилась из запястий и щиколоток.
Раздался стук.
Сердце пропустило удар, она сжала губы, чтобы подавить всхлип, замерла. Стоит притвориться спящей.
Единственная дверь распахнулась, впуская высокого, обычного с виду мужчину. Она не могла заставить себя закрыть глаза. Могла только таращиться на него, оценивать. На нем была белая рубашка и черные брюки, и выглядел он на тридцать с хвостиком, с большим хвостиком. Забранные назад каштановые волосы. Большие, зеленые, как и у нее, глаза. Он выглядел, как профессионал, и ничуть не походил на убийцу. Спокойный, возможно, даже дружелюбно настроенный.