Отдыхали. Дорога к фронту неизвестная, тяжелая. И кто скажет, где сейчас фронт? Одно известно: немецкие колонны идут на восток.
9
И еще несколько дней и ночей младший политрук Груздев вел своих бойцов на восток. Возле Довска повернул налево, на Москву. А до Москвы, если фронт там, еще идти и идти.
Иногда думалось, что фронт должен быть ближе. Думал, что бы ни было, а наши до Москвы отступать не будут. Костьми лягут, а врага к ней не допустят. Может быть, фронт возле Смоленска, но ни в коем случае не дальше. А может быть, и ближе, на границе России с Беларусью. Хотя пока не слышно, что он где-то близко. И в деревнях, куда направлялась разведка, о фронте ничего не слышно. Одно ясно — на востоке.
То, что шли по Беларуси, и без карты было понятно. Разведка время от времени заходила в деревни, парни разговаривали с местными жителями, речь белорусская, но в нее вплеталась русские слова, и чем дальше, тем больше. Значит, все ближе и ближе к России.
И вот уже она, Россия. А узнали об этом, встретив в лесу старика, который неожиданно вышел из чащи на поляну, на которой бойцы остановились на привал: кто сидел, прильнув к дереву, кто лежал в тени. Груздев даже не выставил дозор, посчитав, что в такой глуши им ничто не угрожает.
Заметили старика только тогда, когда он словно вырос из-под земли, явившись перед ними. Седобородый, в латаной свитке и лаптях, с топором за поясом. Сначала кивнул головой, потом сказал:
— Ну что, сыновья, здорово?!. — И не дожидаясь ответа, добавил: — Дозор-то, командир, выставить надобно. Немец и здесь хаживает. И колоннами, и так. Вчера даже постреливал с воздуха.
Вскочили парни, смотрят на Груздева. Кто-то даже щелкнул затвором.
— Не дури, парень, еще настреляешься! — прикрикнул на него старик. — И не пугай! Не из пугливых. Я этой дряни (показал на винтовку) еще в империалистическую навидался.
— Здорово, отец, — подошел к нему Груздев. — За совет спасибо. Выставлю.
— Откуда путь держите?
— Издалека.
— Издалека, говоришь, — старик тяжело вздохнул. — Теперь все издалека идут, а то и бегут. Должно быть, уже время остановится. А они все идут и бегут, по одному, группами, сегодня одни, завтра другие. Случается, одни других боятся. А надо было бы, чтобы вместе. Как у нас говорят, сообща и отца легче бить. И откуда, коли не секрет, идете?
— Почти от самой границы, — сказал Груздев.
— Ого!
— А почему, батя, так смело ходишь, когда немец рядом? Да еще один. А сейчас — прямо на нас вышел. А вдруг мы немцы.
— Немцы меня на моей земле, да еще в моем лесу, не заметят. Сам же я к ним, как к вам вышел, не выйду. Немцы они... Какие вы немцы? Говор выдает: наши парни, русские, белорусы, кажется, и другие нации есть. Слыхал. Да и видел, как идете. Устали, растоптанной обувкой по земле шаркаете. Голодные, ягоду на ходу хватаете.
— Есть маленько, отец, устали, голодные... — сказал Груздев и добавил: — Говоришь, надо бы вместе. Вот и идем к своим, чтобы быть вместе. Ты лучше скажи, отец, где мы? Фронт далеко, не слыхал?
Старик не спешил с ответом. Внимательно посмотрел на парней, будто считал, а может, и считал. С Груздевым их было четырнадцать. Посмотрел, чем вооружены: автоматы немецкие, несколько винтовок, у некоторых гранаты за поясом. Наши и немецкие с длинными ручками. А у Груздева, как и подобает, на боку кобура.
— Спрашиваешь, фронт где. Как тебе ответить, командир? Оружие в бою взяли?
— Не совсем. Боев у нас не было. По дороге подобрали.
— Говоришь, не было. Вот вы все к Москве идете, спрашиваете, где фронт. Знать, под ее, Москвы-то, крылышко спрятаться норовите. А что будет, если все побегут? Да все под крылышко?
Груздев молчал.
— Фронт. А кто знает, где сейчас фронт? — уже более спокойно продолжал старик. — Хотя слух о нем далеко разносится, а попробуй точно определить, где он. Наша земля под чужим сапогом стонет, так мы видим и слышим. А фронт... Слыхали о таком городе — Кричеве?
— А как же? Позавчера обошли его. Немцы там.
— А как им не быть, если все, как и вы, мимо него идут?.. Шоссе недалеко от города есть: Москва—Варшава. Я по этому шоссе на империалистическую в четырнадцатом шел. И назад тоже.
— Так мы правильно на Москву идем? Не на Варшаву?
— Погодь. Сказывают, там солдатик, вроде твоих, тоже совсем мальчишка, вражескую колонну расколошматил. Много машин и танков подбил и немало немца положил.
— Неужели один?
— Сказывают, один. С пушечкой маленькой. Долго бой держал и сам лег. Немцы его, врага своего, потом с почестями похоронили. Даже местный люд согнали, мол, смотрите, воин какой. Вот и решай, где для него фронт был.