— Дядя, — почти раздраженно сказал Михей, — если ты не уверен, так, может...
— Нет, Михеюшка, в том-то и дело, что уверен, — перебил его Ефим. — Антоном Иосиф назвался. Думаю, хотел, чтобы Катя не узнала его. Но почему? Неужели все еще обижается на меня, на всех нас? А что с хозяйкой на хуторе жил — так жалостливый он был. Я знаю. Может, где встретил какую страдалицу, их же после войны, да еще и сейчас, много на земле, все в утешении нуждаются. Так что занимайтесь своими делами, а я как-нибудь потихоньку завтра и поплыву.
Ефим повернулся и неторопливо направился к пригорку у реки, на котором стоял старый сарай. Когда отстраивали деревню, его не разобрали, оставили рыбакам. Они в нем прятали снасти. Не разрушили и печку на пригорке: место удобное, рядом река, мужики часто собирались здесь, варили уху, брали «фронтовые» сто граммов, разговаривали.
Мужчины молча смотрели вслед Ефиму. Молчали и Надя с Катей: что ты ему скажешь, когда заупрямился. Хотя Катя думала, что все-таки вечером отговорит старика, попросит подождать, пока кто из мужчин сможет плыть с ним. За столом попробует поговорить со стариком. Он как всегда придет ужинать. Ефим, хоть ему уже давно поставили дом, каждое утро, в обед и вечером приходил к Кате, к Петрику, которого называл внучонком. (Мальчик считал его своим дедушкой. Катя смотрела за стариком, как за отцом.)
Когда Кате первой в Гуде построили дом, она согласилась пойти туда только с тем условием, что с ней будет жить и Надя с детьми. Сразу же после того, как заселились в новый дом, мужчины начали возводить сруб Соперским. К зиме дом поставили, и Надя со своими детишками перебралась туда, где и ждала мужа, а они отца: Игнатий писал, что скоро вернется, а пока задерживается в армии. Вернулся он только осенью сорок шестого. Уже в свой дом.
А зимой сорок пятого Катя едва не насильно привела к себе Ефима, он вместе с Николаем и Михеем жил в сарае, к которому сейчас направлялся.
Мужчины по-прежнему молчали, не знали, как быть. Вдруг Валик, он стоял возле них, сказал:
— Мама, отец, пустите меня с дедом Ефимом. Как же он один поплывет?.. Да и мне нужно увидеть деда Иосифа. — И крикнул вдогонку Ефиму: — Деда, возьми меня из собой!
Ефим, не пройдя и десяток шагов, остановился, не торопясь повернулся, неопределенно пожал плечами:
— Валентин, надобности такой нет. Дорога мне известная. Ничего страшного: туда по течению легко доберусь. А назад как-нибудь потихоньку шестом около берега буду отталкиваться. Думаю, назад будем плыть вдвоем. Пусть с Иосифом, пусть с Антоном. А может быть. А тебе что, Иосиф нужен?
Что имел в виду старик, сказав «а может быть», мужчинам было непонятно. И Валику — тоже.
Он ответил не сразу, подошел к старику, остановился рядом, произнес:
— Обидел я деда Иосифа. Мальчишкой был, а помню.
Ефим внимательно посмотрел на парня, затем положил тому руку на плечо:
— Помнишь, оказывается.
— А как же.
— Ты обидел старика Кучинского? — удивился Игнатий. — Как? Когда?
— После войны. Зимой. Говорю, еще мальчишкой был. Лед в деда бросал...
— Дурачился, — рассудительно сказала Катя, вступаясь за парня. — Я видела, Иосиф не обиделся, понимал, что Валик хочет поиграть.
— Ну что, мать, пустим? — Игнатий глянул на жену: — Конечно, если дед возьмет.
— Пустим, если возьмет, — ответила Катя и уголком платка вытерла непрошеную слезу.
— Возьмет, а как же, — сказал Ефим. — Коли так, еще как возьмет! — И заглядывая Валику в глаза, добавил: — Значит, помнишь. А как на веслах сидишь, знаю, рука у тебя уже давно крепкая. Что скажете, мужики?
Старик, ожидая ответа, внимательно посмотрел на мужчин.
— А мы, Ефим Михайлович, хорошо знаем, какая у Валентина Игнатьевича рука, — сказал Костров. — Парень он самостоятельный, на машине научился ездить, на тракторе. Были у меня в батальоне такие ребята: с ними — хоть в разведку, хоть в бой.
— И я давно это знаю! — сказал старик. — Да мы с Валентином — ого!..
Не договорил, запнулся, отвернулся. Парень решительно обнял его, сказал: — Мы с дедом куда хочешь доплывем!
Раньше Валик никогда не видел слез на глазах старика...
И вот Николай, Михей, Игнатий, Надя, Светка, Катя с Петриком провожают Ефима и Валика в дорогу. Катя, хоть и собиралась вчера вечером отговаривать старика, когда он пришел на ужин, передумала: коль решился, значит, надо ему. Ставя на стол еду, пока Ефим мыл на кухне руки, сказала, что ему с Валиком собрала в дорогу сала, головку масла, клин сыра, вареные яйца, хлеб и даже ведро картошки.