- Держи ее подальше от этого.
- Если я в чем-то и разбираюсь, так это в мужчинах. И ты был доволен, что бы сегодня ни случилось.
- Ничего не случилось.
- Что-то, почти произошло.
Люк молчал несколько долгих секунд. Алисса выругалась себе под нос. Она слишком сильно давила на него. Может быть, завтра будет лучшее время для разговоров.
- Мы давно не видели друг друга. У нас не было… Секс не самый важный пункт в отношениях.
Если перевести слова сказанные им то: Он не спал с этой женщиной. Столь сексуальный мужчина, как Люк, не спал с ней, серьезно? Алисса была более довольной этим фактов, чем должна была бы.
- Что? Вы оба, вместе, играли в Эрудита?
- Просто забудь об этом, - прорычал он.
Пока.
- Хорошо. Спасибо за то, что помог мне сегодня с Примптоном. У меня не было возможности сказать тебе, насколько сильно я ценю то, что ты защищал меня.
- Он - лицемерный мерзавец, пытающийся вызвать волнения среди других людей, тем самым возвысив себя или свою бредовую идею. Я защитил бы любого, кого он вновь стал бы поливать грязью.
Может быть, это было правдой. Но если бы Люк не испытывал к ней ничего, кроме презрения, он бы не стал беспокоиться насчет нее. Должно быть, у него были к ней совсем другие чувства. Она просто должна выяснить, какие именно и как усилить их.
- Это одна из причин, почему ты привлекаешь меня, - нежно сказала она.
- У тебя доброе сердце.
- Алисса -
- Да, я знаю. Я хорошо трахаюсь, и теперь ты не хочешь говорить об этом.
Черт побери, она должна быть более нежной. Удерживать свои эмоции под контролем и пользоваться своими мозгами, или он просто напросто убежит.
И снова тишина; но потом он удивил ее, спросив: - Что случилось с твоей мамой?
- Кто сказал?
Она вздохнула.
- Чертов Тайлер. Он не знает, когда нужно заткнуться.
- Две недели не большой срок для скорби.
Алисса колебалась. Ответить ему и тем самым открыться для возможной боли?
Не подпускать его к себе и закончить связь, получив тем самым шанс показать ему, что она была настоящей женщиной под подвязками?
- Мы не были близки. Ее отсутствие ничего не меняет в моей ежедневной жизни. Мы были одной крови, и я знаю, что должна чувствовать, будто ушла часть меня… как-то так, я полагаю. Когда я только узнала об этом, я испытала шок и отрицание. Злость захлестнула меня на несколько дней. Сейчас я просто чувствую… оцепенение.
Его пристальный взгляд смягчался.
- Ты все еще переживаешь.
- Я так думаю. Я никогда раньше никого не теряла.
Она обняла себя руками.
Когда она думала о смерти матери, то ощущала пустоту внутри. Но не могла заставить себя плакать. Может быть, прошло слишком много лет. Может быть, она была все еще слишком сердита.
- Аллергическая реакция, - пробормотала она.
- У моей матери была сильная аллергия на арахис. Кто-то добавил его, ей в пищу и … она не успела вовремя принять лекарство.
- Мне очень жаль.
Он потянулся через расстояние, разделяющее их, и схватил ее за руку.
Она сжала ее. Сейчас, когда она говорила о своей матери, это не было так тяжело.
- Я думаю, больше всего меня беспокоит понимание того, что она ушла, и мы уже не сможем разрешить произошедшее между нами. И оно никогда не будет исправлено.
- И ты сожалеешь о времени, которое ты провела, отдалившись от нее?
Важный, сложный вопрос.
- И да и нет. Я бы желала, чтобы все было по-другому. Но это невозможно.
Люк выпустил ее руку, чтобы снова сосредоточиться на дороге, и от отказа в его прикосновении, она ощутила острую боль. Почему она жаждет этого человека, который хотел ее гораздо больше, чем любил? И кстати, намного больше, чем уважал ее?
- Я знаю, это не мое дело, но она тоже… не одобряла твою профессию?
Алисса горько усмехнулась.
- Танцы у шеста это не профессия, это способ свести концы с концами. И нет, моя мать не знала. Я ценю то, что ты меня слушаешь, но ты ничего не можешь сделать, чтобы изменить тот факт, что у нас никогда не будет возможности поговорить еще раз.
- Твоя мама - одна из причин, по которой ты помогаешь другим танцовщицам улучшить свою жизнь?
- Нет. Я совершенствовалась для себя и только для себя. Я не предлагаю то дерьмо, как думают некоторые. Но если у этих девочек есть желание, я хочу, чтобы они улучшили их собственное положение, потому что они хотят большего для себя. Им понадобится сила духа, чтобы справляться с изматывающим графиком.
Люк кивнул.
- Звучит так, словно по восемнадцать часов в день.
- Как правило.
Он послал ей пристальный взгляд.
- Но ты делала это, и не раз.
- Как я уже сказала, у меня есть свой бизнес. И амбиции.
Алисса увидела момент, когда он понял.
- Так вот, что значит для тебя Bonheur. Ты хочешь… чего? Нормальной жизни?
- Уважения?
Люк слишком близко подобрался к истине, и это, вероятно, заставит его смеяться над ней. Наверное, он думал, что ее шансы на то, чтобы быть порядочной умерли, когда еще Клинтон был президентом.
- Это просто ресторан, - она слабо запротестовала.
- Нет. Bonheur твое счастье.
Она сглотнула. Он быстро догадался, в чем даже она боялась признаться себе, и тем более говорить об этом вслух. Будет ли он смеяться? Что ей делать, если ресторан потерпит неудачу, и она должна будет продолжать танцевать у шеста? Что произойдет, когда она станет слишком старой даже для этого?
- Мне не стыдно за себя, - отрезала она.
Он понял ее, но не полностью — и она не могла позволить ему этого.
Она хотела чувствовать его тело около своего, его сердцебиение рядом с ее. Она хотела его любви, и да, его уважения. Он мог быть таким сексуально-требовательным, каким хотел, но он не имел никакого права ожидать, что она просто вручит ему свою душу на блюдечке с голубой каемочкой. Он изучал ее прошлое, которое она никогда не обсуждала. Ни с кем. Болтовня об этом не собиралась изменять ее проклятую сущность. Да и кто нуждался в боли, от которой был лишь отрицательный результат?
Люк повернулся к ней, с поразительно торжественным выражением на лице.
- Я сожалею о твоей утрате. Я надеюсь, ты найдешь счастье, которое заслуживаешь.
Когда они добрались до дома, Алисса выскочила из машины прежде, чем он смог придержать ей дверь или сказать хоть слово. Она что-то скрывает. Люк начал понимать ее… но было в ней еще что-то, чего он не осознавал. Не имеет значения. Он не останется и не может снова стать ее любовником - даже временно.
Тогда почему он чувствует возбуждение, даже от желания понять ее?
Боль. Она слышалась в ее голосе, усиливая ее знойные черты.
Прошлое, ее мать - что-то большее, чем просто печаль - причиняло ей боль. Но гордость там тоже была. Несмотря на свои занятия танцами у шеста, она находила время заниматься своим образованием. И она помогала другим делать то же самое.
И что же, черт возьми, это говорит о том, что в этот момент он был готов ради нее сразиться с пресловутыми драконами?
Люк ворвался в дом, всего на несколько шагов отстав от нее. Беседа должна быть завершена… но все же он был готов закончить. Ему во многом еще нужно разобраться.
Но в кармане завибрировал телефон, и он вытащил его с проклятием.
Дик.
Он нажал на кнопку телефона.
- Поговори со мной.
- Ничего хорошего, мужик. Дерьмовая подделка. Кто-то, кому известно хоть что-нибудь о системах безопасности, испортил датчики на окнах верхнего этажа. Затем внес изменение в панель управления для автоматического обхода этой зоны.
Таким образом, преступник не был пьяным мальчиком из братства или шутником.
- Вот дерьмо.
- Я исправил неполадки и установил туда датчик. Если кто-нибудь хотя бы дыхнет на устройство, зазвучит сигнал тревоги. Когда вернется Джек, мы посмотрим с ним вместе, можно ли сделать что-нибудь еще, чтобы сохранить это место недосягаемым.