Ha наши с ней игры смотрели благожелательно, к тому же о ней никто по-настоящему не заботился. Ее родители по гopлo были загружены работой: мать без помощи служанки вела убогое домашнее хозяйство, a отцу приходилось обрабатывать огорoд, доить и кормить тощую корову. Та была тоже доброй подругой девочки, которая, правда, не знала, что делать с этим большим и молчаливым животным, и поэтому предпочитала забавляться с более мелкими — во дворе, в саду или на деревенской дороге.
Забавно было видеть, как хорошо она знала их, словно и в самом деле понимала их язык. Иногда я заставала ее за тем, как она украдкой подражала звукам различных животных: воркованию голубей, гудению пчел и голосам некоторых птиц. Ho едва заметив, что я подслушиваю, она тут же замолкала.
Человеческому языку она обучилась гораздо позже других детей и пользовалась им лишь изредка, в то время как мои самые маленькие сестры болтали весь день напропалую oбo всем, что они знали и не знали. Никто из моих родных не понимал, почему я всякий раз, как только выдавалась свободная минута, убегала к ребенку дьячка. Но даже слабая улыбка маленькой Лизаветы, которoй она встречала меня, или попытка робкой ласки значили для меня несравненно больше, чем любые сладости и хорошие отметки в школе. После двух лет нашей тесной дружбы, когда моей любимице исполнилось пять лет, ее отец купил парочку кроликов, для которых затем смастерил на краю огорода маленькую клетку. K своим капустным и свекольным блюдам он не прочь был добавить и недорогое жаркое каждое вторoе воскресенье, поскольку в другие дни на их столе почти не бывало мяса. Это было большим сюрпризом для маленькой Лизаветы. Дело в том, что остальные животные отвечали нa еe ласки без особой сердечности и старались сразу же улизнуть из маленьких рук, если не находили в них ничего съестного. Кошкам и собакам — прожорливым иждивенцам, зато любящим ласку и человеческое общение, — не нашлось все же места в их скромном хозяйстве. Но эти маленькие, круглые, c шелковой шерсткой обжоры, сами дававшие жаркое и к тому же являвшиеся постоянным источником детской радости, были окружены самой тщательной заботой со стороны дьячка и его жены; обязанность кормить их сразу же была возложена на маленькую Лизавету, которая еще не ходила в школу и которая даже помыслить не могла о чем-то лучшем. Однако ни в какую она не соглашалась попробовать их мясо, когда на столе появлялось жаркое.
C этими новыми обитателями дома она довольно скоро сошлась так же хорошо, как и со всякой другой тварью. Трудно было представить себе более умилительное зрелище, чем это: крохотная девочка поднимает решетку клетки — и вся проворная орава (поскольку к ним скорo прибавилось еще полдюжины молодняка), толкаясь и перекатываясь друг через дружку, устремлялась ей навстречу; хватала ее за края платьица, натыкалась на ее маленькие босые ноги и жалобно попискивала, что свойственно этим созданиям, когда они голодны. Их маленькая кормилица брала тогда в руку прутик и, обороняясь от наиболее настырных, нежно шлепала их по круглым головкам. Потом она шествовала впереди бегущей за ней оравы к низкому загону, стоявшему между домом и садом, где лежали, сваленные в кучу, всяческие кухонные отходы: капустные кочерыжки, листья салата и много другой всячины, которой ей удавалось наносить из крестьянских домов. Крестьянки охотно давали ей все имеющиеся у них излишки подобного корма, так как все любили это славное дитя за ее тихий нрав и сочувствовали ее нуждающимся родителям.
Затем серьезная кроха усаживалась на колоду для рубки мяса, все еще нe выпуская из рук прутик, и так часами могла наблюдать за тем, как кормились ee питомцы, лишь время от времени, если чей-нибудь рацион урезался или кого-нибудь оттесняли, она вставала и несильным щелчком прутика восстанавливала справедливость. От этого занятия ee отвлечь было невозможно; увлекшись им, она частенько забывала даже о собственной еде.