– Пустяки. Залил антисептиком, всего и делов. Телесные раны - ничто по сравнению с тяжкими увечьями, нанесёнными твоим поступком моей нежной и ранимой душе.
Девушка захохотала, не в силах более сдерживаться.
– Ну прости, мой котик, правда - она лизнула Ухурра в нос.
– Представляю, что было бы, если бы я потрогал тебя чуть ниже.
– Попробуй, увидишь - прищурилась девушка.
Вместо ответа инженер вновь встретился с ней глазами. Серьёзный, чуть печальный взгляд. Его рука робко, медленно потянулась к Яраре, осторожно коснулась её тела чуткими кончиками пальцев. Когти были убраны, втянуты назад. Ярара вдруг с изумлением обнаружила, что сидит, вытянувшись в струну, опустив и даже чуть отведя назад руки, вместо этого выпятив грудь. Более того, ноги её широко раздвинулись, открывая святая святых любой девушки. Словом, поза полного подчинения, хоть сейчас на подушки…
– Нет, ты невозможен! - Ярара вскочила со своего пуфика. Ухурр тотчас прижал уши.
– Ладно, отложим эксперимент до момента возвращения. У нашей докторши сейчас полно работы, не стоит загружать её восстановлением чьих-то драных ушей.
Ярара фыркнула, пытаясь сдержаться. Не сдержалась - рассмеялась.
– Давай уже работать, мой котик, не то опоздаем к завтраку!
– Завтрак - пустяки. Вот ужин сегодня должен, просто обязан быть праздничным.
– С чего это вдруг?
– С того это. Сегодня мы запускаем планетарный томограф.
– Да ну?! - Ярара снова вскочила, её хвост мотался направо-налево - Сделал уже?
– А то! Ну, правда, и твой дядюшка приложил руку. Надо признать - голова у нашего капитана фурычит, даром что зверь…
– Ну какие молодцы, правда!
–… Ты бы погулял, Боря, смотри, дни-то какие стоят! Зимой успеешь насидеться за книжками да чертежами.
– Некогда, тёть Кать, правда - Борис колдовал над разложенной на обеденном столе громадной настенной картой полушарий Земли, изображёнными в проекции Меркатора, вычерчивая какие-то линии.
– Некогда… Что я Клавдии скажу, как приедешь домой, тощий да белый, как мучной червяк? Сидишь на чердаке все ночи, ровно сова, а днём или спишь, или над бумагами горбишься…
Тётушка была искренне расстроена. Действительно, увлечение любимого племянника приобретало угрожающие размеры. Одно дело посидеть до полуночи с трубой, и то не каждую ночь - ладно, чем бы дитя не тешилось, всё не водку пьёт… И совсем другое - каждую ночь, от заката до рассвета. Да ещё днём сидит с бумагами. Ни в лес, ни на пруд купаться, а о девушках и речи нет…
– Эх, тётя Катя… Возможно, вот сейчас, на твоих глазах, творится история. Возможно, твой племянник сделал эпохальное открытие - Борис аккуратно выводил очередную линию, пользуясь лекалом.
– Открытие… - фыркнула тётя Катя - Один, сидя на пыльном чердаке…
– Именно на чердаках, тётя Катя, и делаются великие астрономические открытия - Борис отложил лекало, снова начал что-то вычислять в тетрадке - Ну, правда, я был не один. Мне Мурёна помогала. Правда, Мурёна? - он почесал за ухом кошку, притулившуюся рядом с хозяевами на обитом плюшем стуле. Кошка согласно замурчала, не отрицая своей причастности к астрономическим открытиям - Ты про Якова Струве слыхала, тёть Кать?
– Как не слыхала. Добрый портной, даром что жид. Он-то тут с какого боку?
– Этот точно ни с какого - засмеялся Борис - То другой Струве, тёть Кать, астроном из Питера…
– А-а, астроном… Лучше бы костюмы шить выучился. Хороший доход, и людям польза.
– Ты права, тётя Катя, как всегда! - снова засмеялся племянник.
Он провёл последнюю линию, критически оглядел своё творение. Нигде вроде не напутал…
Тонкие карандашные линии пересекали карту почти точно в меридиональном направлении, изгибаясь вблизи полюсов. Возле каждой были расставлены цифры, означавшие время прохождения пятидесятой северной параллели - широта Киева. Период обращения небесного "гостя" оказался подобран так, что траектория опоясывала земной шар двенадцатью петлями, витки орбиты в точности ложились друг на друга, и над одними и теми же районами земной поверхности "гость" проходил каждые сутки в одно и то же время. Ещё одно доказательство искусственности…
– А и правда, схожу-ка я прогуляюсь. Да, Мурёна?
Мурёна перевернулась на другой бок, не возражая. Она явно полагала, что хозяева вольны делать всё, что им заблагорассудится, лишь бы не забывали главного в жизни - вовремя накормить кошку.
– Вот, наконец-то взялся за ум - одобрила тетя Катя. Борис улыбнулся ей, сворачивая карту. Теперь он знал, когда и где искать "гостя". Можно было малость расслабиться.
Ухурр, свесив свою нечёсаную гриву набок, бойко колотил пальцами по клавиатуре пульта. Весь экипаж "Любопытного", за исключением второго пилота Вахуу, несшего очередную вахту, сгрудился у громадного стенного экрана, на который выводилось синтезируемое изображение.
На экране по-прежнему круглился бок планеты, вот только вид её сильно изменился. Исчезли облака, и планета стала будто стеклянной. Мощный суперкомпьютер, обрабатывающий поступающую информацию, старательно раскрашивал динамическую картинку, стараясь не слишком отходить от оригинала. По поверхности моря скользили маленькие, ярко-розовые стеклянные кораблики, точно ампулы, брошенные в воду. В толще голубого океана, ставшего прозрачным до самого дна, белёсыми тенями проплывали крохотные прозрачные рыбёшки, напоминающие мальков-гуппи.
– Однако, какие тут водятся твари… Где масштаб?
– Сейчас измерим… Ого! Вот это зверюга! Интересно, это хищник?
– Вряд ли… Такая рыбка должна питаться планктоном, иначе не прокормиться…
– Смотрите, смотрите! - Ярара указала на одну из крохотных рыбёшек, резко отличавшуюся от прочих. Рыбка отливала ярко-розовым.
– Металл… Точно, сталь. Это не рыба, ребята, это подводное судно. Кое-что могут аборигены.
– Хватит любоваться морем. Ухурр, наведи-ка вот на этот городок. Да, да, на этом прибрежном длинном острове.
Изображение переместилось. Громадный город топорщился, будто лес стеклянных пробирок, заполенных разноцветными жидкостями. Приглядевшись, можно было различить красные капилляры стальных каркасов небоскрёбов, крохотными красными жучками ползли по щелям улиц местные самодвижущиеся механизмы.
– Здорово!
– Работает штатно. Ухурр, а где сюрприз?
– Один момент, Иахрр. Капитан, с твоего позволения?
– Давай уже, не тяни.
– Даю максимальное разрешение.
Изображение резко увеличилось. Пробирки превратились в изукрашенные стеклянные этажерки-аквариумы, внутри которых шевелился планктон.
– Ух ты! Смотрите, смотрите, это же живые аборигены!
Затаив дыхание, все смотрели, как отдельные представители планктона, шевеля ресничками-ногами, неспешно перемещаются по стеклянным плоскостям аквариума. Вот несколько рачков вплыли в крохотную прозрачную коробочку, и она вдруг быстро поползла вверх, точно всплывающий пузырёк.
– Лифт! Чтоб я облез, это лифт!
Изображение сместилось к земле. Земная твердь выглядела на экране бледно-коричневой, точно бутылочное стекло. В толще стеклянной массы отчётливо виднелись многочисленные ходы, пересекавшиеся, ветвившиеся, точно червоточины в трухлявом дереве, напрочь источенном термитами. Одна червоточина была гораздо больше остальных, и по ней полз членистый стеклянный червяк, набитый внутри планктоном. Червяк выполз в расширение тоннеля, остановился передохнуть, и планктон внутри него пришёл в движение, повалил наружу, а на его место начал поступать свежий.
– Подземный транспорт… - Ярара в крайнем возбуждении облизала нос, её хвост мотался, как на ветру. Все, затаив дыхание, смотрели на развёрнутую перед ними картину. Жизнь чужого мира. Разумная жизнь…
Стеклянный червяк, отдохнув, резво взял с места, набирая ход, уполз в тоннель, исчез из поля зрения.
– Всё, Ухурр, на первый раз хватит.
Изображение погасло, и потолочный свет разом усилился. Все задвигались, оживлённо переговариваясь, в возбуждении размахивая хвостами.