Вид на статую бога от края ее подножия выходил очень специфический. Это со стороны ее можно было полностью взглядом охватить, и люди вокруг казались муравьями. Когда сам тут оказался, в моем восприятии люди до своих естественных размеров выросли, но и Христос увеличился просто таки до вселенских размеров. Созерцая его снизу вверх, да еще на фоне заходящего светила, не очень-то и угадаешь его реальные очертания. Какая-то циклопическая конструкция, теряющаяся своей вершиной в небесах.
Вот так, глазея на одно из современных чудес света и про себя прикидывая, что нужно бы обратно в направлении туристической железной дороги уже поторопиться, чтобы успеть снять номер на ночь, я внезапно ощутил ментальное воздействие. Ничего угрожающего, одно только спокойствие. Все настолько спокойно, что самое время улечься прямо тут, у ног бога, и проспать до утра. И к черту какой-то там отель!
Ага, ага, своим человеческим мозгом я именно такие флюиды и воспринимал, и, не будь у меня, помимо человеческого мозга, еще и развитого нервного ганглия разумных насекомых, я бы непременно подчинился этому посылу.
Не делая резким движений, покосился по сторонам: большинство туристов, оказавшихся в этот вечерний час возле статуи Христа Искупителя, уже разлеглись на плитах у подножия, несколько, самых стойких, еще сопротивлялись наваждению, не делая впрочем, никаких резких движений. Первый порыв немедленно физически покарать покусившихся на мое сознание прошел, и я решил сделать вид, что тоже отключился. Ну, в театре ведь тоже, самые дорогие билеты на спектакль в первые ряды продаются.
Спустя недолгое время, потраченное мной, в числе прочего, на усиление моего органа слуха, чьи-то руки подхватили меня за ноги и за руки и куда-то потащили. Сквозь щелочки век я смог детально рассмотреть злоумышленников. Хе-хе, не зря мне те монахи в вагоне так не понравились.
Переноска моей тушки заняла совсем немного времени: меня вновь уложили на жесткие плиты, чуточку дополнительно подправив после положение моего тела.
Вокруг еще суетились и пыхтели от натуги трудолюбивые монахи, укладывая все новые тела по одному им ведомому алгоритму, а я тем временем своим усиленным слухом прислушивался к разговорам. Должны же эти негодяйские негодяи, оказавшись наедине среди целой кучи бесчувственных тел, о торжестве своих замыслов хоть краем проговориться!
Хм, не сказать, чтобы полностью, но кое-что мне действительно стало понятно. Это же Южная Америка, место верований в очень кровожадных сверхъестественных существ. Вот и получилось так, что аборигены, внешне принявшие веру в Христа, в глубине души остались искренне уверенными, что лучший способ обратить на себя внимание бога — это напоить его до отвала человеческой кровью.
Я слышал шуршание мела по бетонным плитам, потрескивание зажженных свечей, слова одного из организаторов, сказанные с ехидным смешком:
— Молодец наш мэр, без маны из накопителей поезда, пришлось бы для ритуала намного больше жертв где-то искать.
Но вот, все хлопоты вокруг затихли, организаторы гекатомбы выстроились вокруг кружком и затянули какой-то подвывающий речитатив. Каррамба! Это я после восхождения по ступеням утверждал, что устал? Вот сейчас я действительно вдруг усталым себя почувствовал! Словно пару суток сподряд, без сна и покоя, вагоны разгружал.
Глава 8
М-да, сам себя перехитрил. Захотел посмотреть из первых рядов, что задумали эти странные монахи. Вот прямо скажем, недооценил я этих «божьих людей». Ну, в сущности, понять меня можно: я родом из Парагвая, страны, в которой с подобными людьми в черных сутанах, люди связывают практически все рассказы о былом золотом веке. Ведь монахи — иезуиты двести с небольшим хвостиком лет назад, получив под управление бедную территорию, населенную практически безграмотными кочующими выходцами из каменного века, сумели всего за несколько десятилетий создать первоклассное государство с развитым сельским хозяйством, а позднее даже и кое-какой промышленностью, и целой кучей прав и свобод для народа, немыслимых в то время больше нигде на Земле. И пусть в дальнейшем политика этих божьих людей привела к катастрофической войне, унесшей жизни практически почти всех мужчин страны, за очень малым исключением, и почти половины женщин, отношение парагвайцев к католическим монахам по сей день остается очень возвышенным и трепетным.