Вскоре поражения на главном театре войны склонили Персию к миру. 10 февраля 1828 г. был заключен Туркманчайский договор, по которому шах обязывался «вывести свои войска в двухмесячный срок, начиная с даты подписания настоящего договора, и передать российским комиссарам, направленным с этой целью на места, всю ту часть Талышинского ханства, которая по праву принадлежит Российской империи». 23 апреля Паскевич направил российских представителей для приема ханства от персов, и 30 мая 1828 г. Каспийский морской батальон возвратился в Ленкорань. Всех его солдат и офицеров наградили памятными серебряными медалями.
Серебряная медаль «За Персидскую войну». (Из частной коллекции). Такой медалью на соединенной Георгиевской и Владимирской ленте были награждены офицеры и солдаты Каспийского морского батальона, участвовавшие в русско-персидской войне 1826–1828 гг.
Переформирование Каспийского морского батальона и служба частей-преемников
Библиография и источники.
Бларамберг И.Ф. Воспоминания. М. 1978.
Хроника 262-го пехотного резервного Сальянского полка 1805–1905. Б. м., б. г.
РГВИА. Ф. 395. Оп. 29. Д. 1109; Оп. 30. Д. 518; Оп. 36. Д. 93.
После возвращения Каспийского морского батальона в Ленкорань мятежный Мир-Хассан-хан не смирился с поражением. Рассчитывая на поддержку Турции, вступившей в апреле 1828 г. в войну с Россией (см. Главу VIII), он снова попытался разжечь в Талышах восстание. 16 февраля 1829 г. команда Каспийского батальона на Астаринском пограничном посту отразила нападение приверженцев Мир-Хассан-хана, за что 4 нижних чинов наградили Знаками отличия Военного Ордена Св. Георгия.
Все это время командир Каспийского морского батальона майор И.В. Ильинский находился под судом. По мере разбирательства стали выясняться его злоупотребления 1825–1826 гг., за что майору грозила отставка. В связи с этим 26 марта 1829 г. Ильинского отстранили от командования батальоном. Но далее вскрылось уже настоящее преступление. Во время восстания Ильинский арестовал по подозрению в сочувствии мятежникам некоторых жителей Ленкорани и отправил их на остров Сари. Здесь, якобы по предписанию Ермолова, он приказал утопить 14 человек. Естественно, что никаких бумаг из Тифлиса изолированный на острове Ильинский не получал. Но зато среди казненных оказался купец Аджи-Мехмет-Хасан, тюк с ценными вещами которого был, видимо, присвоен Ильинским. Дело приобретало криминальный оборот. Но тут в судьбу Ильинского снова вмешалась женщина.
Как уже говорилось, во время событий 1826 года из Ленкорани в Баку Ильинский эвакуировал семью мятежного Мир-Хассан-хана, в том числе его юную сестру Биюк-ханум. Вопреки своему брату она решила принять православие и в апреле 1830 г. отказалась от всех прав на наследственные владения в пользу Российской империи. Приятно удивленный такой преданностью Николай I назначил Биюк ежегодную пенсию 1200 рублей серебром и согласился стать ее восприемником при Святом крещении. Однако вскоре новообращенная девица Александра Николаевна пожелала выйти замуж за… опального майора Ильинского. Трудно сказать, являлся ли 40-летний майор красавцем. Портрет его, к сожалению, не сохранился. Из документов известно только, что был он по тем временам чуть выше среднего роста, 165 см, «лицом чист, глаза карие, волосы на голове темно-русые». Но, видимо, Биюк влюбилась в Ильинского по-настоящему. Не исключено, что и крещение она приняла не столько из верноподданнических чувств, сколько с целью последующего бракосочетания. Все это сильно озадачило графа И.Ф. Паскевича-Эриванского, которым «к отклонению ее от замужества с ним сделаны были всевозможные убеждения, но она, несмотря на таковые, осталась непреклонна».
Рядовой русской пехоты на Кавказе. Рисунок с натуры Т. Горшельта. 1860 г. (РГБИ).
В декабре 1830 г. свадьбу пришлось разрешить, о чем доложили императору. Тем не менее, по делу Ильинского Николай I оставался непреклонен. 3 августа 1832 г. он утвердил решение, которым за все злоупотребления и незаконные казни Ильинского лишили чинов, дворянства, разжаловали в рядовые и определили в Кабардинский пехотный полк. С 3 октября 1832 г. 42-летний рядовой Ильинский начал тянуть в Нальчике солдатскую лямку.
К этому времени Александра, оставшаяся в Баку, родила сына Ивана и обратилась к крестному с просьбой о помиловании мужа. 25 января 1834 г. Николай I согласился уволить Ильинского в отставку, «отдав на попечение жены его». Но решение это имело неожиданные последствия. Рядового Ильинского уволили на обычных солдатских правах с обязательным предписанием «вести себя честно и добропорядочно, одеваться благопристойно, бороду брить, по миру не ходить», а сыновей после 14 лет отдавать в батальоны военных кантонистов. Последнее требование особенно поразило ханскую дочь. После очередного обращения к крестному ей удалось «во внимание к заслугам ее родителя» добиться 27 мая 1835 г. разрешения для сына «пользоваться правами и преимуществами дворянского достоинства». Теперь оставалось лишь вызволить из солдатского состояния непутевого, но богатого мужа. В конце концов, 26 октября 1839 г. император по просьбе крестницы разрешил рядового Ильинского «считать уволенным от службы первым офицерским военным чином». Отставной прапорщик Ильинский снова обрел прежние права. Так завершилась удивительная одиссея этого храброго офицера, сначала потерявшего из-за любви все надежды, прошедшего через многие испытания, стремительно возвысившегося и мучительно павшего, но спасенного в итоге все той же любовью.
Пока разбиралось дело командира Каспийского морского батальона, в судьбе самой части произошли кардинальные перемены.
Горнист русской пехоты на Кавказе. Рисунок с натуры Т. Горшельта. 1859 г. (РГБИ). Участник кавказских походов, в там числе десантов 1838–1839 гг., офицер М. Ф. Федоров вспоминал: «Нижние чины регулярных полков носили сапоги с длинными голенищами, черкесские шапки разных видов; были и форменные фуражные шапки, но с козырьками; на форменные шинели нашиты, по образцу линейных казаков и горцев, суконные разноцветные патронташи, по- казачьему „хазыри“, для пяти или шести патронов с каждой стороны груди; остальные патроны, числом до 60-ти, имели в форменных лакированных сумах, на замшевых перевязях, которые у пехотных солдат во время похода выворачивались наизнанку, чтобы не служили в лесистой местности целью для неприятеля, так как лицевая сторона белилась мелом на клею и отполировывалась зубком, также как и на портупеях, но этих последних в экспедиции не брали; их назначение было поддерживать у мушкетеров штыковые ножны, а у гренадер тесаки, а так как войска в экспедициях никогда не отмыкали штыков, то и в портупеях при таких походах не было надобности. В егерских полках перевязи и портупеи были черной лакированной кожи, чистились воском и щеткою; вместо ранцев войска имели холщевые мешки».
Федоров М.Ф. Походные записки на Кавказе с 1835 по 1842 год // Кавказский сборник. Т. 3. Тифлис, 1879. С. 6.