Чуть ли с берега к нам не лезет в рот.
Ты предложила в каюте, а я сказал нет,
Наверное неудобный там минет.
Да шучу я, шучу, я просто хочу здесь,
Ибо получается нереальная смесь.
Мы уже начинали, а нам всё мешало,
Любое мелкое "оно" нам всё решало.
И удовольствия обстановка нас лишала,
И сексом обстановка не дышала.
Тебе уже похуй, ты хочешь хоть при всех,
Но не сможешь над застенчивостью взять верх.
Застенчивость моя, ну что поделать,
Не тут же при всех нам проделать.
Потом вечер, уже никого,
Я тебя полностью того.
Молодые горячие выпустили пыл,
Пока там чай у нас не остыл.
Хотя он остыл, чего тут врать,
Нам не понадобилась даже кровать.
Хоть на игле, хоть в углу, хоть где нам быть,
Главное по течению нам не плыть.
Хочется растянуть то время наше,
И попробовать сделать его слаще.
Неважно, и этого нам хватает,
Даже такой сон у нас бывает.
Недавно случилось то, что не должно было случиться,
Недавно возобновилось то, что не должно было возобновиться.
Возобновилось твоё лицемерие и двуличие,
И исчезло у тебя моё любимое приличие.
С Леной начала общаться, как ни в чём не бывало,
Мне это, по сути, ничего не давало.
Но ты знаешь моё отношение к лицемерию,
Не стоит ведь поддаваться преддверию!
Преддверие, улыбка, ложь, враньё,
Моя голова, сердце, висок, ружьё.
Зачем ты доводишь дело до этого?
Ты пойми, мне же не фиолетово!
На Ленины комплименты отвечаешь ты мило,
Тобой лицемерие слишком светило.
После моих претензий ты сразу изменилась,
И передо мною сразу извинилась.
Хотя нет, сначала были оправдания,
Которые оправдывали ожидания.
Однако, мне извинения твои ведь не нужны,
Мне твои раскаяния только важны.
Не хочу видеть, как ты улыбаешься Лене,
До чего ты обсирала её чуть ли не по вене.
Она ни в чём не виновата, и этого не заслуживает,
И обижать тебя себя не удосуживает.
Ты поняла свою ошибку, обещала позвонить,
Рассказать ей всё, себя пред ней провинить.
Осталось ждать утро, чтобы это свершилось,
И всё же, отношение к тебе изменилось.
Ты рассказала ей всё, она тебя поняла,
Хоть и кусок сердца у неё ты отняла.
Я бы не заставил, если бы не твоё это "няяя:**" на "люблю",
Уж обострённое лицемерие я не потерплю!
После моего замечания, Лена выложила твои фотки,
(А мне немного со змеёй водки).
Ты ответила как собака, без "спасибо" даже,
Хреново это при предыдущем пейзаже.
То ли неблагодарная ты, то ли больная,
То ли просто солнце ёбнуло, то ли шальная.
То ли любишь так стебаться над безобидными людьми,
Неважно, что все мы являемся детьми.
Ты извинилась перед Леной, плакала ей в трубу,
И кусаешь самой себе сладкую губу.
Всё это забыто у вас, но не у меня,
Я не забуду так быстро, тебя виня.
Позже ты пыталась мне помочь, разобраться в фигне,
Стало тебе от грубости моей больно, как нога в огне.
Я не виноват, ты же говорила, что к тебе не бываю грубым,
Чтобы не знать мой характер, надо быть чужим и глупым.
Начала ты плакать, опять непонятные слова,
Как меня напрягает твоя неразборчивая молва.
Но я сейчас о другом, о том, что мне ты сказала,
"Я тебя люблю", хоть и прекрасно понимала.
Что бесит меня, когда после 2-3 дней,
Сразу после суматохи начинают "Олег, эгегей!"
И ожидают, что сразу я отвечу,
"Люблю, малышка, давай назначим встречу".
Сегодня мы с тобой поссорились опять,
На нас начинает любая хуйня влиять.
Я предложил прекратить общение,
Это ведь лучше, чем эмоциональное смещение.
У меня дежавю, наверное я это уже писал,
Ибо чуть ли подбородок от улыности не свисал.
Не суть, поссорились мы, ибо ты ревела,
Сообщениями непонятными опять гремела.
Мне это надоело, хочу нормального общения,
И ты не думай, что я так хочу этого прекращения.
Просто мне мои нервы и здоровье важнее,
И вся эта суматоха намного сложнее.
Плакала ты, потому что у меня твит был, что я скоро умру,
Ведь я, словно какое-то болезненное тпру.
Реально думаю, что скоро мне конец,
Ибо Игорь приедет, а это пиздец.
Высказал я, что не могу больше,
Что нет смысла терпеть ещё дольше.
Я тебе ломаю судьбу, а ты мне мою,
В душе я кровью на белых стенах рисую, пою.
Тпру мы и есть, ибо что твои лошади,
На моей площади.
Орать на них нужно,
Ибо не могут они дружно.
Лошади наши на площади чувств,
Такие стройные, в поиске безумств.
Лошади наши срут на сердцах,
Плюются, как верблюды, на наших дверцах.
Тпру по ним плачет, пусть знают,