- Будем фотографировать с ходу, - говорю и тух же командую: - Набор! Все повторяется как 20 минут назад. Только самолет вышел на прямую и я приготовился включить фотоаппарат, как в уши резанул дробный перестук немецкой пушки. В то же мгновение зеленым фонтаном взбугрилась дюраль правого крыла, а перед глазами промелькнул черно-желтый крест на фюзеляже "своего" истребителя.
Самолет сбился с курса.
- Вот тебе и "Миг"! - выругался вслух Ромахин. - Смотри лучше, Рябов, а то такой "Миг" быстро загонит нас в землю.
Правый мотор стал давать перебои. А нам нужно было сделать повторный заход.
- Да, этот "друг" Рябова теперь от нас не отстанет, - произнес И. Ромахин, разворачивая самолет для повторного захода.
Я промолчал, зная, что немецкий летчик не откажется от мысли сбить нас. Начали делать съемку заново, но истребитель не показывался. Вероятно, у него кончилось горючее, и он ушел на заправку.
Вокруг самолета вновь замаячили знакомые кляксы разрывов. Включаю фотоаппарат. Проходит 1, 2, 5, 10 секунд - съемка закончена. Самолет идет в сильном месиве дыма. Не успел я подать команду на снижение, как послышался резкий удар. Самолет затрясло. Затем он медленно, как бы нехотя, заваливается на правое крыло и, опустив нос, устремляется к земле.
- Ваня, ты жив? - кричу что есть мочи.
- Я-то жив! В мотор угодил, подлец... - отвечает он.
Мельком посмотрев вправо, вижу, что лопасти пиитов как крылья ветряной мельницы еле вращаются. Выйдя из зоны огня, летчик переводит самолет в горизонтальный полет. Высота 600 метров. Рябов доложил о случившемся на КП. И оттуда ответили: "Немедленно возвращайтесь". Когда нервное напряжение спало, я почувствовал, что правую ногу жжет, словно кто-то приложился к ней каленым железом. Потрогав ногу, понял, что ранен - липкая теплая кровь уже просочилась сквозь материю комбинезона. Где-то в голове также гнездилась тупая сверлящая боль. Секундой позже я ощутил, как теплые струйки стекают мне за воротник О ранении молчу, чтобы не волновать экипаж, особенно летчика, который с трудом ведет израненный, с одним неработающим мотором самолет. Думаю: раз сознание не теряю, значит, ранение не опасно. С запада надвигалась облачная пелена, успеют наши нанести удар по переправе или помешает облачность?
На подходе к аэродрому, когда мне стало дурно, я попросил Ромахина сесть с ходу.
Итак, я снова на госпитальной койке. На другой же день где-то к вечеру меня навестили друзья. Они сказали, что осколки снаряда, разорвавшегося под моей кабиной, застряли в шелку парашюта - это меня и спасло. Техники насчитали в самолете около 20 осколочных и пулевых пробоин. А самую приятную для меня новость они оставили напоследок - весь наш экипаж за успешное выполнение задания (снимки оказались отличного качества) представлен к правительственным наградам.
Тогда я не мог и предполагать, что некоторых из своих друзей вижу в последний раз. Через два дня мне сообщили, что с боевого задания не вернулся экипаж Ивана Ромахина. С ним были И. Синьков и И. Рябов. Их горящий самолет при отходе от цели упал и взорвался. Не хотелось верить, что их не стало. На душ было горько от сознания, что ты не можешь сейчас же, немедленно отомстить фашистским выродкам за гибель боевых друзей.
Задание будет выполнено
Обнаруженную переправу нужно было уничтожить. И такая задача не заставила себя ждать. Командир полка К. С. Дубинкин и начальник штаба А. Н. Угольников задумались - как лучше ее выполнить. Чтобы разбить эту узенькую ленточку, какой она представляется с воздуха, нужно было выслать на цель большую группу самолетов или самолеты, способные выполнять бомбометание с крутого пикирования. Ничего этого з распоряжении командования полка не было. "Константин Степанович, я не вижу другого выхода, как собрать наши лучшие экипажи и поставить им задачу на бомбометание с малой высоты, - рассматривая лежавшую перед ним крупномасштабную исчерченную красными и синими линиями карту, произнес начальник штаба. И, не дождавшись ответа командира, продолжил: - Тем более, что синоптики на ближайшее время ждут ухудшения погоды. В случае чего, экипажи прикроются облачностью".
"Я и сам думал об этом, - ответил К. С. Дубинкин и тут же, как бы отвечая сам себе, продолжил, - а что, если потеряем и эти экипажи? Кто воевать будет?.. Но Вы правы - другого здесь ничего не придумаешь. Вызывайте немедленно на КП все экипажи командиров эскадрилий и их заместителей".
Когда вызванные экипажи Тюшевского, Андреева, Никитина и их заместителей: Чемериса, Епанчина, Козлова собрались на КП, командир полка сказал: "Товарищи командиры, вот здесь, - указка командира из обструганного прутика уперлась в р. Днепр в районе Кременчуга, - противник вблизи железнодорожного моста навел понтоны и начал переправлять свои войска и боевую технику на левый берег Днепра. Переправа прикрыта несколькими батареями зенитной артиллерии и истребительной авиацией. Командующий фронтом приказал - переправу разбить и в дальнейшем держать под контролем. Не допустить, чтобы противник использовал ее для переброски своих войск. Приказываю: задание выполнить с малой высоты одиночными экипажами с интервалом 10 минут. Минимальная высота бомбометания - 300 метров.
Для внезапного выхода на цель используйте облачность. Истребителей прикрытия не будет. О выполнении задания передавать на КП немедленно по радио. Подробный доклад после посадки. Первым вылетает Тюшевский. Вылет тотчас по готовности. Если вопросов нет - по самолетам. Желаю удачи".
Экипажи разошлись по своим стоянкам. А на аэродром в это время уже стали наползать мощнокучевые мохнатые шапки облаков, отбрасывая на землю плотные тени.
"Как, штурман, мыслишь выполнять эту задачу?" - обратился Тюшевский к Василию Чернявскому. Василий - молодой, обаятельный блондин, посмотрев на небо, ответил: "Если над целью будет сплошная облачность, лучше идти в облаках, из которых выйти перед самой целью". - "Все верно, но надо учесть, что фрицы нас ждут именно с этого направления, и, кто знает, хватит ли нам времени отбомбиться". И уже тоном приказа продолжил: "Сделаем так - до цели пойдем в облаках, но с обратного направления. Думаю, что пока немцы разберутся, чей это самолет, мы задачу выполним".
Несколько минут спустя, Тюшевский вырулил на старт. По знаку флажка стартера летчик двинул секторы газа до упора вперед. Нагруженный бомбами самолет медленно набирал высоту. Экипажу приходилось до этого выполнять много разных заданий: бомбить скопление танков, автомашин, железнодорожных станций, но все это были площадные цели, а сейчас предстояло нанести удар по узенькой переправе, которая смотрелась с высоты, как натянутая балалаечная струна. Хорошо бы, если в районе цели, как и в прошлый раз, когда бомбили скопление вражеских эшелонов на станции Потоки, оказалась сплошная слоистая облачность. Тогда экипаж был атакован четырьмя истребителями противника, но Тюшевский умелым маневром успел завести самолет в облачность. Выждав время, когда, по расчетам, у истребителей должно было кончиться горючее, экипаж вышел из облаков и, не обнаружив их, нанес меткий удар по заданной цели.
По мере приближения к цели кучевая облачность сменилась сплошной слоистой, нижняя кромка которой все более понижалась - 700, 600, 400 метров. Яркие краски земли поблекли. Резко ухудшилась горизонтальная видимость. Штурман вынужден был непрерывно вести детальную ориентировку. На участке Новые Сенжары - Козелыцина Василию удалось определить направление и скорость ветра, рассчитать данные для бомбометания. Под крылом самолета проплыл железнодорожный мост через реку Псёл. Спустя 3 минуты должна быть цель, а ее все не видно... Через минуту томительного полета на горизонте стал вырисовываться железнодорожный мост на реке Днепр, а в 2-3-х километрах от него - еле заметная нить переправы.
"Командир, цель вижу, уходите в облака", - услышал Тюшевский в наушниках взволнованный голос штурмана. Тюшевский и сам заметил то, что через несколько минут им предстояло разрушить. Послушный поле летчика самолет зарылся в облака. В кабине сразу стало по-осеннему сумрачно и неуютно, лишь многочисленные стрелки застекленных приборов, как живые, продолжали жить своей напряженной жизнью, подсказывая летчику положение самолета относительно горизонта и состояние различных агрегатов и механизмов. Пройдя в облаках 15 минут, Тюшевский развернул самолет на 180° и слегка отжал штурвал от себя. Минуту спустя впереди по курсу, как на проявляемой фотобумаге, стали появляться земные ориентиры. Под самолетом обозначилась развилка железных дорог. "Александрия", - определил штурман. Уточнив данные бомбометания, экипаж вновь укрылся в облаках.