В коридоре горел свет. Казалось, в отеле было пусто. Лу медленно спустилась по лестнице, увидела, что у стойки никого нет, прошла через холл. Для того чтобы открыть входную дверь, ей пришлось нажать на кнопку; раздался дребезжащий, отвратительно громкий звук. Лу выскочила на улицу, прошла метров двадцать до поворота и со всех ног бросилась бежать.
III
Нельзя бежать, повторяла она себе, но остановиться не могла. Пробежала одну улицу, другую, более широкую, и только увидев прохожих, заставила себя перейти на обычный шаг. Было тепло. Должно быть, уже двенадцать. На часы она посмотрит потом, а сейчас нужно идти вперед.
Она дошла до ярко освещенной улицы и зашагала по ней — прямо, все время прямо, не имея ни малейшего представления о том, где она находится и куда идет, и спустя пять — десять минут увидела то, что надеялась увидеть, выскочив из гостиницы, — станцию метро. Увидела, что двери еще не закрыты, и быстро нырнула внутрь.
Она ринулась по ступенькам — один пролет, еще один, — повернула в переход и остановилась у турникета. Привычным движением открыла сумочку, вынула кошелек. Билетики, которые она носила с собой, лежали на своем месте, она достала один и сунула его в турникет.
Кто-то рядом с ней делал то же самое, Лу не взглянула в его сторону.
Тоннель. Десять метров, и попадаешь на платформу. С обеих сторон висели привычные белые и синие указатели станций в том и другом направлении. Скользнув глазами по названиям, Лу выбрала ту линию, которая длиннее.
На платформе было пятнадцать — двадцать пассажиров. Лу прочитала название станции: "Обервилье-Пантен-Катршемен". А теперь — который час, сказала себе она. Она нашла часы в глубине своей сумки. Двадцать минут двенадцатого. Подошел поезд, она вошла в вагон, по-прежнему держа часы в руке.
Понятно, что нужно делать, — спрятаться, на много дней и много ночей. Из таблички в центре вагона с названиями станций она узнала, что едет к Иври или Вильжюифу. Да, здесь вилка, вспомнила она, линия разветвляется. Ей было все равно, куда идет поезд, в Иври или Вильжюиф. Она просто сойдет как можно дальше, на конечной станции. Времени достаточно.
Одна мысль не давала ей покоя: не забыла ли она какой-нибудь мелочи, которая выдаст ее с головой. Прижав к себе сумочку, положив дорожную сумку на колени, она перебирала в памяти те полчаса или час, что провела в гостинице.
В какой гостинице — она не знала; на какой улице — тоже не знала, и это ее отчасти успокаивало, как будто незнание того, где произошел этот ужас, делало ее к нему непричастной, стирало начисто ее присутствие там — я не знаю, я там не была — и поможет со временем стереть из памяти все воспоминания. Не понимаю, о чем речь, понятия не имею.
Если она и вправду не оставила за собой ничего, что могло бы выдать ее, если нет никаких улик, то кому придет в голову, что она имеет какое-то отношение к человеку, который утонул в ванне, судя по всему — покончил с собой, к этому утопленнику или к статной блондинке, разбившейся в "мерседесе". Немыслимо: она, Луиза Леруа, Луизон, без работы, без денег, без жилья, причастна к таким событиям? Немыслимо.
Поезд остановился. Подняв глаза, Лу увидела на стене название станции "Восточный вокзал-Верден". В два прыжка она оказалась на платформе. Конечно же вокзал! Сесть на поезд, уехать. Если сейчас нет поездов, переночую на вокзале. Рядом с вокзалом. В привокзальной гостинице. А завтра сяду в первый же поезд.
Чтобы выйти к вокзалу, нужно было подняться наверх, по эскалаторам, через оранжевые тоннели. Стены были облицованы оранжевой плиткой, до того яркой, что Лу на какую-то секунду засомневалась, не ошиблась ли она и не попала ли в какой-нибудь торговый центр или кинотеатр. Никогда она не видела в метро такого оттенка.
Она вышла на свежий воздух, к зданию вокзала. Вошла в зал и невольно ускорила шаг. Чтобы попасть на перрон, надо было пройти около ста метров, у всех на виду, при полном свете.
Но не раздалось ни одного свистка, никто не устремился за Лу. Среди людей, бродивших по вокзалу, многие были без вещей и никуда не спешили, но немало было и таких, как Лу, — на перепутье.
Ее затрясло. Озябла, сказала она про себя. Хочу есть.
Она прошла до конца длинный и узкий зал, вышла в более просторный — а дальше темнота и перрон. Кажется, никто не провожал ее взглядом. Она поискала в сумке ветровку, похолодев при мысли, что ее там нет. Но она была на месте, скомканная, превратившаяся в жалкую тряпку, от нее пахло бензином и тоской. Лу с облегчением надела ее, придерживая коленями обе сумки.