посмотрел. И дома никого не удивил мой внешний вид, а я решила ни о чем не рассказывать.
И на следующее же утро утвердилась в правильности своего решения. Детали сумасшедшего предновогоднего утра быстро
стирались из памяти. Ускользали имена и лица, пропадали диалоги и эмоции. Спустя месяц я уже и не вспоминала о
бредовом похищении и каком-то принятом мною даре. Не вспоминала ни о странном старике, ни о невысокой улыбчивой
девушке, и про подозрительных парней я так ни разу не вспомнила, но иногда, краем глаза, случайно замечала высокую,
светловолосую фигуру. Всегда только вскользь, уголком глаза и нечетко. Порой ощущала пристальный взгляд, от которого по
спине пробегали холодные мурашки.
Это не позволяло полностью выкинуть из головы 31 декабря 2016 года, самый сумасшедший день моей жизни. Моей
прошлой, совершенно обычной жизни.
В полночь, когда календарь на телефоне с 30 декабря переместился на 31, под ложечкой неприятно засосало.
Елка уже стояла на своем законном месте в углу и перемигивалась разноцветными огоньками новогодней гирлянды. Дождик
и мишура охотно отражали разноцветные всполохи.
Откуда появилось чувство беспокойства, понять так и не удалось. Лететь мне никуда не было нужно. Родители укатили на
моря по удачно выбитой путевке еще неделю назад и примерно столько же не должны были возвращаться. Тетя Нюра
осталась довольна моей плохой актерской игрой, поздравлением с новым годом и сообщением, что я заболела (кха-кха) и
приехать на эти праздники не смогу (кха-кха).
Новый год мне предстояло праздновать в гордом одиночестве, что еще вчера меня очень воодушевляло.
А сегодня почему-то было неспокойно.
К обеду меня немного отпустило, и салаты я нарезала в приподнятом настроении, накрыла стол на одну очень важную
персону и даже проверила, хорошо ли охладилось шампанское, и не выставить ли его ненадолго на балкон, для более
продуктивной подготовки к празднику. В шесть часов я уже и думать забыла о всяких плохих предчувствиях и пыталась
вызвонить хоть кого-то из родни, чтобы поднять себе настроение еще больше.
Как раз в этот момент и раздался звонок в дверь. Обычная, безобидная трель не подготовила меня к превратностям судьбы
и к тому ужасу, что я увидела за дверью.
Не зря мама говорила, что нужно сначала в глазок смотреть, а уже потом дверь открывать.
На пороге стоял улыбающийся псих, которого в среде таких же ненормальных звали просто Глеб. Я не могла сказать, откуда
я это знаю, просто, увидев нагло скалящуюся морду, поняла, что это вот Глеб и мы с ним знакомы.
Просто Глеб вручил мне коробку, аккуратно завернутую в черную, матовую подарочную бумагу с золотыми снежинками,
уверенно отстранил и прошел в квартиру, сразу заняв все пространство.
— Какого…?
— Гостей ждешь? — пока я топталась в прихожей, борясь с шоком, он успел снять куртку, разуться и утопать в комнату в
выловленных здесь же тапочках. Моих любимых, с зайчиками. И пусть они мужские и сорок пятого размера, но с зайчиками, и
за это я готова была простить им даже лишнюю тяжесть и слишком большой размер. Но простить чужие ноги была не в
силах.
Этот бешеный громила только что лишил меня моих зайчиков и должен был за это поплатиться.
— Одна праздную, — глядя исподлобья на расхаживающего по моей уютной, маленькой, однокомнатной квартирке
неандертальца в трофейных тапочках, я пыталась решить, чем бы его таким тяжелым огреть. Подарком или лучше
задействовать для этого дела чугунную сковородку, которую мне вручили летом, строго велев заменить этой семейной
реликвией мой тефалевский сковородочный позор.
Сковородка была тяжелее, но находилась на кухне, а подарок был в руках, и им можно было бить.
— Это очень хорошо, — искренне обрадовался он, — не придется людей в праздник расстраивать.
— Расстраивать?
— Ну, я подозреваю, что они очень расстроятся, если я их выставлю, — отозвался он и потянул руки к моей сегодняшней
гордости и поводу похвастаться.
— Не смей трогать песика, я его еще не сфотографировала!
— Это… собака? — Глеб удивленно уставился на меня. — Ты собак себе так представляешь?
Я закипала. А этот ненормальный посмотрел на меня так участливо, а потом еще и выдал:
— Сочувствую.
— Ты чего заявился? — прошипела я, собираясь дождаться ответа, а потом сходить на кухню за сковородкой и выставить его
за дверь.
— Ты же к нам не пришла, потому я решил придти к тебе, — не чувствуя угрозы и не предвидя скорой встречи со
сковородкой, он улыбался.
— Чего?
— Я за тобой весь год присматривал, — он чем-то очень гордился, но я все никак не могла понять чем, — ждал, вспомнишь
ты про нас или нет. Ты не вспомнила.
— А сюда зачем приперся? — от моих неосторожных движений в коробке что-то хрупко зазвенело.
— Говорю же, решил сам завершить ритуал, раз уж ты оказалась такой упрямой, не искать же нового хранителя. Да и потом,
меня, знаешь ли, еще никто по морде тапком не бил. Это было неожиданно и непривычно.
— Не била я тебя никаким тапком! — звон в коробке усилился, а я вспомнила полутемный подъезд, холодную стену, ноющий
бок, с которого потом почти месяц сходил страшный синяк и прижавшего уши к голове пса. Голос почему-то сел. — Это был
кроссовок… но я же песика…
В коробке что-то взорвалось. Я вздрогнула и отшвырнула ее в сторону.
— Это что было.
— Это была сфера, — потерев руки, Глеб уверенно уселся за стол, — ты теперь хранительница. А я не песик, я оборотень.
Медленно осев на пол, я неверяще смотрела на психа-оборотня, накладывавшего в тарелку салат. Тот самый салат в виде
собаки, который я не успела сфотографировать.
Раньше я не верила во все эти суеверия. И лишь отмахивалась, когда говорили, что как новый год встретишь, так его и
проведешь. Теперь верила.
Этот год я встретила в сумасшедшей обстановке и проводила так же.
И мне уже было страшно даже представить, что новый год мне готовит…
Во что я ввязалась? За что?
— Лесь, а ты чего на полу расселась? Вставай. Замерзнешь, — забеспокоился Глеб, выбираясь из-за стола, чтобы помочь
мне подняться, — давай-ка. Сейчас Новый Год встретим, а потом к Богдану и Крис поедем. Она тебя давно повидать хотела,
но не решалась. Ты, кстати, куда переедешь, в квартиру Евгения Федоровича? Или ко мне? Ты имей в виду, лучше ко мне.
Там мне тебя защищать удобней будет.
— Чего?
— Ну, ты же теперь хранитель, и тебя нужно защищать.
Он говорил что-то еще, кажется, даже хвалил мои кулинарные способности. Я не слушала.
Я пыталась понять, за что мне все это? Когда в прошлом году я загадывала изменения в жизни к лучшему, я же к лучшему
просила! А не это вот.
Так за что меня так-то?
— С новым годом, Лесенька, — пробормотала я, следя за тем, как Глеб щедро накладывает в мою тарелку один салат за
другим.
С Новым Годом…