Остаток вечера мы провели в молчании. Я делал для нас обоих чай, но Эбби даже не поблагодарила. Меня это злило, ибо выглядело так, будто я обидел её желанием помочь. Спустя час я вспомнил, что уже давно нет Рейна, и пора ему позвонить. Но он пришёл прежде, чем я успел это сделать. Охапкой, в двух руках, он занёс в дом 6 манекенов и бросил их на пол. Это были те самые, которые были выброшены возле музея, в котором работала Анри.
Рейнбол расставил шесть стульев (То есть, все, что были в доме) вокруг одного кресла и стал усаживать на них манекены. Мы с Эбби то и дело переглядывались друг на друга, давая понять, что не смыслим ничего в том, что он делает. Когда все манекены сидели на своих местах, Рейн упал в кресло и начал рассматривать каждого из них.
– Что ты делаешь? – Спросил я.
– Визуализация. Одна из самых важных частей в раскрытии преступлений. Видеть картину целиком. Но этого недостаточно. Эбби, мне нужно немного твоей одежды, чтобы нарядить двоих манекенов, играющих роль убитых девушек.
– Ты сумасшедший? – Обратился я к нему на повышенном тоне, сам не знаю, почему.
– Если все сделать правильно, то это может помочь мне понять, что случилось. От тебя мне тоже нужна помощь. Распечатай фотографии всех жертв. У каждого по одной.
– А почему жертв пять, а манекенов шесть? – Спросила Эбби.
– Потому что один из них неизвестный. На его лицо мне нужна фотография известной нам вазы.
Дома у нас был принтер, поэтому с обоими заданиями моего друга мы справились довольно быстро. Он надел двоих манекенов в женские платья, принадлежащие Эбби. Других четверых – в наши с ним костюмы, которые мы купили несколько дней назад. Картина получилось довольно мрачной, хотя казалось, что именно этого Рейн и добивался. После он сказал, что нам с Эбби лучше удалиться из комнаты и не мешать ему.
Мы отправились на кухню. Эбби сделала нам чаю.
– У него всегда такие странные методы? – Спросила она.
– Точно не помню, но кажется, только с делами, которое загоняют его в тупик. Когда вроде бы уже вся информация на руках, а ответ в голову не приходит.
– Ясно. Прости меня за сегодняшнюю дерзость. Я не люблю, когда пытаются мне помочь.
– То есть, ты как бы извиняешься и одновременно говоришь, что я сам виноват в том, что лезу не в своё дело?
– Нет. Просто хочу, чтобы ты знал, что я не нуждаюсь в помощи. Я в порядке.
До ночи мы болтали о сестре Эбби и учебе. Оказалось, через несколько дней она выступает в театре. Я сказал, что обязательно приду, чтобы посмотреть. Затем решил зайти и проверить, как дела у Рейна, но его самого почти не было видно за клубком дыма, который витал по нашей комнате. Я, конечно, могу иногда выкурить пару сигарет, но это было уже чересчур. И ещё удивляло, что я понятия не имел, где он их берёт, ведь у нас самих денег не было. Не исключаю вероятность того, что он их где-то воровал.
Мой друг продолжал сидеть и думать, потому Эбби предложила мне сегодня спать в её комнате, чтобы не отвлекать его и не отравиться дымом. Как бы она не хотела близости, в её комнате только одна кровать. И все же я лёг, ожидая, когда почувствую тепло у своей спины, но оно не приходило. Я повернулся на другую сторону и увидел, как Эбби легла спать на пол.
Весь следующий день Рейн просидел в комнате наедине со своими куклами, пока мы с Эбби занимались домашними делами. Затем мне пришло в голову сходить в музей, и она пошла со мной. Оказалось, что на вазу нашёлся покупатель. Голландец, готовый заплатить за неё двадцать миллионов долларов. Хозяин вазы официально решил остаться анонимным, но полиция не нашла никакой связи между ним и убитым Клэрком. Потому его не арестовали.
Мы с Эбби поспешили обратно домой, чтобы рассказать все новости Рейну. А дома, помимо всего прочего, появилось несколько картин, сложенных на диван. На них были изображены здания и танцующие девушки. Ничего подобного не было в квартире у Клэрка.
– Где ты их достал? – Обратился я к Рейну.
– Украл в доме Анри.
– Зачем? – В один голос спросили мы с Эбби.
Но Рейн молчал. Он рассматривал все, что его окружало, даже не замечая нас. И внезапно его глаза загорелись.
– Тебя осенило, что ли? – Спросил я.
– Блестяще, – сказал он. – Она была умницей. Разбиралась в искусстве и видела то, чего не видели мы.
– О чем ты?
– Посмотри на её картины и на вазу. – Мы с Эбби подошли ближе, однако ничего не видели. Тем временем Рейнбол искал что-то в телефоне.
– Идиоты. – Снова повторил он. – Одежда. Она, конечно, разного цвета, но одного фасона. Бенгальский муслин, восемнадцатого века.