Полковник незамедлительно связался с группой поддержки, дислоцирующейся неподалеку от места операции, сообщив координаты маяка, а также приметы раненой женщины, которую предстояло эвакуировать из данного района. Он сделал все, что было в его силах применительно к данной ситуации, и теперь оставалось только набраться терпения и ждать...
«Если Зеро ушла "чисто", – с тревогой подумал про себя Фабел, – не оставив после себя ни следов, ни улик, тогда у людей, прямо сейчас спешащих ей на помощь, не должно возникнуть никаких проблем. Но если она в чем-то все-таки прокололась, тогда...»
Думать о подобном развитии событий совершенно не хотелось, поэтому руководитель операции выкинул из головы все эти бесполезные, ничего не значащие мысли, решив переключиться на другие, не менее злободневные вопросы. Которых, к слову сказать, было предостаточно.
Будучи человеком с железной волей и холодным прагматичным мышлением, он сумел выполнить собственную установку – сосредоточенно прокручивая в уме различные варианты обнаружения и нейтрализации Чужого, он даже не заметил, как стремительно пролетело время. А менее чем через пять минут с ним связались и коротко сообщили: «С грузом все в порядке», – что могло означать только одно: выдвинувшаяся на помощь группа обнаружила Зеро и вместе с ней уже покинула опасную зону.
Ликвидация четверых из семерых обозначенных в списке человек означала, что операция выполнена наполовину. С точки зрения бесстрастной статистики, именно так все и было. Но порой лучше вообще провалить задание, чем выполнить его частично. И данный случай относился именно к этой категории. Уже через час после локализации пожара в центре видеонаблюдения, а также на шестом этаже, в районе офиса, принадлежавшего некогда полковнику Мэдсону, генерал Пэтчетт имел на руках полный комплект документов, недвусмысленно указывающих на то, что целью нападения были члены «семерки» – люди, владеющие информацией о Чужом: существе из другого мира, вторгшемся в эту вселенную для того, чтобы уничтожить ее.
Из чего, в свою очередь, следовало, что внутри огромной неповоротливой государственной машины, в одном из ее темных, скрытых от посторонних глаз закоулков, свила гнездо секретная организация, ставящая себя не только выше законов и правил свободного демократического общества, но и вообще открыто выступающая против всех неугодных людей, не брезгуя использовать даже методы физического устранения.
Это было неслыханно и, разумеется, не могло остаться безнаказанным. К тому же кроме соображений личной безопасности здесь была явно замешана большая политика, помноженная на крупный бизнес. А у генерала Пэтчетта были свои интересы как в политической, так и в финансовой сферах, а также достаточно власти и людских ресурсов, чтобы найти и выкорчевать эту раковую опухоль из недр системы, ее породившей.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что он немедленно отрядил все подвластные ему силы для обнаружения и ликвидации зловещего призрака, бросившего вызов основе основ – веками устоявшемуся порядку и власти.
Как только закрутился мощный безжалостный маховик военной машины, часы конторы Зета, несмотря на ее глубокую законспирированность, были практически сочтены.
Впрочем, после того как Фабел доложил о срыве операции, усталому аналитику не составило большого труда просчитать дальнейшие действия ничтожных людей, всеми силами пытающихся помешать ему спасти этот безумный во всех отношениях мир. Они были до отвращения предсказуемы. И как это ни парадоксально, быть может, именно в этом крылась их главная сила...
14
Несмотря на то что ночь уже давно вступила в свои права, Коррел по-прежнему оставался в своем рабочем кабинете. Мягкий полумрак комнаты, освещенной приглушенным светом настольной лампы, не мог разогнать тени, сгустившиеся в углах кабинета, словно стая голодных шакалов, ожидающих, когда сильное и благородное животное забудется в объятиях короткого тревожного сна, чтобы кинуться на него со всех сторон и, накрыв своей плотной массой, поглотить без остатка...
Если бы Коррел внимательно присмотрелся, то наверняка заметил бы эту голодную хищную стаю – предвестницу кровавых событий, но некогда живые, пронзительные глаза, взгляд которых был прекрасно известен каждому не только в этой стране, но и далеко за ее пределами (личности подобного калибра вообще встречаются крайне редко), теперь потускнели, подернувшись мутно-безразличной пеленой, и смотрели не прямо перед собой, а скорее внутрь собственного мятежно-усталого сознания.
Генерал пытался понять, где и когда перешел тот рубеж, ту роковую черту, за которой не осталось ничего из того, ради чего он жил, воевал, боролся, за что любил эту огромную удивительную страну, этот простой, но искренний народ, и такую вполне естественную и не требующую никаких доказательств истину, что мужчина всегда и при любых обстоятельствах должен оставаться мужчиной...
Может быть, его локомотив свернул с прямого пути на запасную ветку, когда он согласился работать с Зетом – этим расчетливым, холодным гением аналитической мысли?
Наверное, все же нет... Цель, которую поставил перед собой человек, отрекшийся от всего земного, была слишком благородна, чтобы ставить под сомнение его выбор.
Тогда что? Уничтожение Таллоу? Тоже нет. Он сделал все от него зависящее, чтобы спасти всех, кого только было возможно, и другого выхода не было.
Тут его мысли неожиданно перескочили на другую тему, а рука чисто автоматически потянулась к стакану с Дешевым виски. Двадцать шесть лет назад эту бутылку ему подарил сержант Лестик за то, что Коррел спас ему жизнь, вытащив на себе с поля боя из-под ураганного огня неприятеля.
– Если сможешь, сохрани ее до тех пор, пока не вернусь из госпиталя, а потом выпьем ее вместе. – В прощальных словах сержанта не было ни ненужной в таком случае глупой патетики, ни какого-либо скрытого смысла.
Один солдат оставил другому самое ценное, что у него было в ту минуту, только и всего.
Коррел вернулся на передовую, а Лестик отправился в тыл на санитарной машине, которая подорвалась на противотанковой мине, и выпить вместе им уже не довелось...
Генерал всегда совершенно спокойно относился к алкоголю, не отрицая его определенных положительных качеств, но в то же время не злоупотребляя им. Наверное, даже самому себе он не смог бы внятно ответить, почему именно сегодня он наконец-то вспомнил о призраках прошлого и распечатал эту старую пыльную бутылку.
Человек, задумчиво сидящий в кресле, сделал еще один большой глоток и вернулся к неожиданно прерванным размышлениям.
Нет, наверно, даже не Таллоу так повлиял на его отношение к себе, а именно последняя акция по устранению верхушки генерального штаба, владеющей информацией о Чужом. Коррел прекрасно отдавал себе отчет в том, что именно тогда, когда отдал этот приказ, он сделал резкий шаг в сторону, не только предав военную касту, к которой принадлежал всегда, сколько себя помнил, но и вырвав из глубины своего естества огромный кусок, место которого сразу же заполнила еще более огромная, не поддающаяся осмыслению пустота.
Бутылка сержанта Лестика попыталась было бороться с этим неосязаемым монстром, но одна, без своего бывшего владельца, она была бессильна что-либо противопоставить незримому и физически неощутимому ничто, которое выжигало генерала изнутри.
– Старый друг... – задумчиво пробормотал генерал, глаза которого видели перед собой не скромную обстановку накрытого мраком кабинета, а события двадцатишестилетней давности. – Старый друг, где же покоятся сейчас твои бренные кости, и сказал ли хоть кто-нибудь тебе «спасибо» за то, что ты умер в чужой далекой стране...
Вопросы не требовали ответа, поэтому рука, живущая своей жизнью, опять потянулась к стакану, но в этот момент в дверь тихо постучали, и после некоторой паузы на пороге появился адъютант, который ненадолго разогнал стаю кровавых призраков, скалящих зубы по углам сумрачно-темного кабинета.