По иронии судьбы свой последний вечер Диана провела с другим мужчиной в парижском Ritz. Когда-то он там тоже бывал. Любимый отель его прапрадедушки. Есть фотографии, как он туда подъезжает в экипаже, а вся Вандомская площадь запружена людьми под завязку. Лондонский Ritz ему всегда казался более уютным, домашним, больше приспособленным для нормальной жизни. А в Париже даже официанты выглядели как премьер-министры в изгнании. Слишком много пафоса, французского высокомерия и буржуазного лоска. А он любил потертые вещи, потускневшее сияние старой позолоты, идеально начищенную, но чуть потрескавшуюся от старости мебель, скрип дубового паркета.
Диана задыхалась от старых вещей. Она всё время норовила что-то выбросить, куда-то их спрятать или отдать прислуге. Тогда ей становилось как будто легче. Она снова могла дышать, улыбаться, ворковать по телефону. Но длилось это недолго. Он научился угадывать приближение новой грозы по визгливым интонациям в голосе или нервному подъему, который невольно передавался ему, заставляя быстрее ретироваться из дома под каким-нибудь предлогом. Увы, не всегда это было реально, особенно во время их зарубежных вояжей или поездок по стране, когда они были принуждены по многу времени проводить вместе. В какой-то момент появились раздельные спальни. Но и это не спасало от ее бесконечных придирок, истерик и скандалов.
И всё же зачем в тот последний августовский вечер она поехала в Ritz? Неужели во всём Париже не нашлось места укромнее, если уж ей так надо было спрятаться от всех, став невидимой для папарацци? Но в том-то и дело, что быть невидимой она ни секунды не собиралась. Ей надо было по-прежнему присутствовать в его жизни. Как угодно! Обложками глянцевых журналов, новостью в ежедневных СМИ, глядеть на него укоризненным, волооким взором с экранов телевизоров и мониторов. Казалось, что Диана стала всепроникаемой и вездесущей. Особенно после своей смерти. Парижский Ritz станет ее мавзолеем. Наверняка там до сих пор витает ее дух, а в бесчисленных зеркалах мелькает ее загорелая красота. Никогда в жизни он не переступит его порога. Как, впрочем, и вряд ли когда-нибудь доберется до того острова в центре искусственного озера, где ее похоронили, сделав могилу совершенно неопознаваемой даже для противоминных искателей. Так распорядился ее брат. Дети там несколько раз бывали. Он нет.
А вот лондонский Ritz – это его территория. Территория жизни и любви. Именно здесь он решил праздновать юбилей любимой женщины. Именно тут они впервые появятся вместе рука в руке для прессы, публики и всего мира. Пусть говорят и пишут что хотят! Если кому-то их история еще интересна. Больше он не будет ни с кем ничего обсуждать, а сделает так, как считает нужным.
…Взглянув на него, она почувствовала по его непроницаемому, замкнутому лицу, что любые ее доводы бессмысленны. Надо просто уступить и подчиниться. Сейчас действовать должен мужчина. А там – пусть будет что будет!
Он приблизил свой бокал к ее стакану с джином.
– За что пьем? – весело отозвалась она, просияв улыбкой.
– За Ritz!
И они медленно чокнулись, глядя друг другу в глаза.
Максим Аверин
Первый запрет
В 1979 году мы с мамой поехали на съемки к отцу. Съемочная группа кинофильма “Похождения графа Невзорова” находилась в Махачкале. Сезон отпусков и массовый выезд советских граждан к морю, гостеприимный народ…
Всеобщий интерес к важнейшему из искусств – кинематографу взбудоражил весь город. Кинематографисты были желанными гостями в каждом доме; им любезно предоставляли всё необходимое для работы, а также всюду угощали, любили и восхищались.
Вот поэтому мы и отправились на съемки – чтобы за всей этой широтой гостеприимства, мы не “потеряли” папу. Это сейчас, в эпоху продюсерского кино, натуру, предполагающую экзотическую страну снимают в Подмосковном пансионате, а тогда – экспедиция к морю, да еще и в лучший сезон! Вот тебе и фрукты-витамины да шашлычок под коньячок (между прочим). И госбюджет позволял распластаться смете вдоль всего каспийского побережья. Режиссеры при появлении хоть малейшего облачка, долго раздумывая, заломив руки за спину, мучительно принимали решение о съемке или об отмене смены, и, к всеобщему ликованию, все отправлялись гулять, и кутить, и наслаждаться и морем, и всеми достопримечательностями города. Подолгу засиживаясь в ресторанчиках и кафе и, конечно же, рассуждая о кинематографе и обо всём искусстве в целом.