— Когда?!
— Тогда, когда кавалеры, шатаясь, искали своих дам с закрытыми глазами. Заботливый «Захаров» предложил Анне Николаевне занять гостей играми, а сам легко выскользнул из залы. Используя тот же актёрский трюк, он отвлёк моё внимание, когда начал махать руками во дворе, во время перестрелки с Тромбоном. Ведь именно так всем и запоминалось его «постоянное» присутствие… Но вернёмся к гостевую. Чтобы добавить чуть больше путаницы в разыгранную сцену, Столетов перетасовал вещички новобрачных и не тронул бутылку коньяка на столике. Именно благодаря бутылке следствие сразу пошло по ложному пути, полагая что убийца не возвращался, чтобы закончить своё дело. То бишь, отравил их сразу…
Тут Антон сделал паузу предоставляя своими слушателю самому дойти до идеи Дубильщика.
— Он пытался спихнуть подозрение на кого-то … — Позволил себе предположить Синяев.
— Верно! Он намекал на постоянную заботу Татьяны Моловец об их гнездышке! Подозрения в том, что Татьяна могла быть причастной к преступлению, смешивали карты и сбивали следствие на достаточно долгий срок.
— А сама мадам Моловец исчезла… Всё идеально сходится!
— Ещё будут вопросы?
Прапорщик отрицательно промычал, потирая простреленную руку. Он вынул из кармана обезболивающее и морщась проглотил пилюлю. Антон почувствовал, что начинает замерзать.
— Может все-таки домой скатаетесь? — Заметил Синяев. — Татьяна никуда отсюда не свалит…
Тот, казалось, не обратил на предложение внимание. Его беспокоила неясность. Оставались вопросы без ответов. Нарастало и волнение. Отчётливое беспокойство, природа которого казалась совершенно чуждой железному самообладанию Антона. На что оно было похоже? На потерю. На чувство утраты того, чего никогда уже не вернуть…
— Как же Дубильщик до всего этого дошёл? — Прервал молчание Синяев. — Неужто он не понимал, что начнётся следствие, наедут следоки, эксперты, начнут всех допрашивать…
— Да, но не забывайте, что никому и в голову не могла прейти идея о том, что в те места забрался Дубильщик. — Возразил следователь. — Более того, он кое-что знал о деятельности Татьяны. Скорее всего она, в какой-то момент, пришла в себя, и будучи пленницей, начала угрожать Столетову расправой. Мол, «чувак, ты в самое осиное гнедо влез»! Это подсказало ему следующий ход. Он перекидывает моё внимание на деятельность Татьяны. Перво-наперво, заставил меня поверить в её полное отсутствие. Он вбивает в календарь её телефона поездку заграницу. Удачный ход. Далее. Переключает камеру наблюдения над столом со своего мобильника на её. Подбросил мне записку с угрозой, чтобы я автора бросился искать. Что я и сделал: нашёл камеру, обратил все силы мысли к тем, на кого вообще не следовало обращать внимания, начал лихорадочно выделывать логические фигуры, и проникся большим доверием к тому, кто ко мне был наиболее «ласков». К Захарову. Дальше — хуже. Мои изыскания начали нагнетать обстановку среди наиболее чувствительных гостей и взорвали их терпение. Сначала Давыдова, потом и Юрия «Тромбона».
Тут Антон осёкся, услышав знакомый позывной своего телефона. Пришла фотография Столетова. Они оба глянули на портрет, сделанный для паспорта в девяносто восьмом году. Прищуренные глаза, бородка, лысинка. Лицо хоть и молодое, но та же хитрость…
— ОН! — в один голос провозгласили они.
Следователь откинулся на спинку стула и широко открытыми глазами уставился на свои туфли. Синяев понаблюдал за тем, как тот стучал тонкими пальцами по колену, дёргая носками ног.