-Мне надо поговорить с вашим магом. Где он?- спросил Сэдрик.
Шогес некоторое время молчал, будто собирался с силами
-У епископа, они в храме - мрачно проговорил он
Златогор затянул ремни наплечников, оправил полы кольчуги. Сунул руки в перчатки. Короткий взгляд на мага. Его взяла привычная ярость. Резким движением руки он сбросил посуду, схватил топоры и быстро вышел прочь.
В комнате повисла тишина, которую спустя какое то время разрушил Сэдрик ван Фаррел.
Глупая импульсивность. Он еще ко мне придет.
.................................................................................
Мокли, долго приходил в себя после внезапного появления гостей, и Гленван не очень - то учтиво себя вел, мог бы старость уважить - обидно.
Старик отпил вина, загодя припрятанного за валуном у ограды - ему его принес Хайнц - неплохой мужик, малословный, но неплохой. Положил обратно. Его взгляд уперся в исторгающие снег тучи, но внезапно вздрогнул от резкого окрика.
- Отпирай дед, мне некогда!-
"Опять этот бесноватый язычник"- жалобно подумал Мокли, и быстро вскочил, да подвела поясница и он, ойкнув, хватаясь за спину, потрусил ко входу башни. Дверь, как и в тот раз, едва поддалась малым старческим силам, упершись ногой и вцепившись в ручку, он едва оттянул ее, огласив стоном петель темное нутро нечестивого строения.
- Я бы на твоем месте не ходил туда сынок - посоветовал он - опорочено там все.
Только бешеный взгляд разъяренного великана заставил отстраниться. Злат сорвал с крюка фонарь и, взглянув еще раз, но как - то с болью, ступил внутрь.
Все та же годовая комканая пыль, все та же сырость и осклизлый камень уходящих спиралью вверх ступень. Темнота и мрак мыслей как все единое и только ярость позволяет чувствовать себя по настоящему живым.
Эхо шагов вспугнуло нетопырей осенней листвой умчавшихся вниз. Посмотрел под ноги, что -то хрустнуло, приостановился. Старик был прав - место было действительно опороченным. Подошва надвое раздробила полу изгнивший череп, какой- то хищной гадины с невероятно острыми зубами, но кажется чей - то клинок успокоил ее навечно. Иссеченное разложившееся тело лежало на шесть ступеней выше. Спихнув носком останки Злато продолжил подьем.
Он смутно помнил тот день когда портал выкинул его в Тронбурге- сеча, напряжение, стук в висках, и немыслимое неистовство, когда даже боль ран отступает перед буйством берсерка- вот все то что было и оставалось в его памяти, даже окровавленное лицо раненого крестоносца вспоминалось туманно, лишь когда появился на улицах Маруна память позволила себя использовать- Башня была темной шахтой и ничем более, оставшимся в голове мгновением
Златогор шагнул на каменный помост, прошел к стене. Скорый подъем вынудил глубоко дышать. Ровно сотня рун, где каждая обозначает какой то портал, многие путешественники их знали все, были написаны карты, только последнее время многое поменялось. Какие - то руны уже считались исчезнувшими, какие то просто опасными, а некоторые вели напрямую к неминуемой смерти, такой отсев выделял только тридцать три портала ничем не угрожающих пилигримам, паломникам и купцам. Среди этой древней таблицы, будто вырезанной каким - то мудрецом на каменной поверхности следовало выделить нужную. Пещерная яма - обозначалась руной Гекта, ее смысл давно утерялся во времени и в современности приобрел иной с иным названием - полностью сопряженным с порталом Хастгардских гор.
Ладонь мягко коснулась гладкой поверхности гранита и в кожу, будто вонзилась сотня мелких иголок. Нет, не то что бы боль, но рука сама непроизвольно отдернулась назад - вырубленная кем - то руна сделалась красной, обрела соломенный цвет раскаленного железа и в конце ослепила голубоватым ярчайшим светом, заполонившим все черную утробу башни. Златогор сощурился и отвернулся, ожидая следующего действа магической природы. Под потолком зашевелились снулые нетопыри, запищали, задергались. Воздух пробудился, закружил вихрем, взвевая все что, давно осело, пол, словно ожил, стал податливым как будто зыбун и вдруг вспышка, и абсолютное отсутствие веса - ему всегда нравился этот момент, видимо так чувствует себя птица, когда парит над горами, высматривая добычу.
Как только он вынырнул из Небесного хода, тошнота отпустила, откатилась, оставив небольшое головокружение. Прежде надо было осмотреться, осторожность с магией древних колдунов должна быть всегда, а в эти времена особенно.
Злат расставил руки, и ладони сразу же обнаружили опору. Кожу грело дерево. ГРЕЛО! Тут все присутствовало, что должно быть у портала, но было и иное, очень важное, какой то злой дух камня древней Марунийской башни выбросил его не там, где было необходимо.
Он потихоньку шагнул вперед. Спереди препятствий не было. Еще шаг... еще. Глаза определили свет. Темно бардовый, едва видный, но все же свет. Он пошел на него, все больше принюхиваясь к странным запахам - много гари. Нет, здесь не горело дерево, запах был, словно в кузне, когда потные от жара кузнецы раскаляют сталь в горниле. И, наконец, пройдя путь сквозь темноту неведомого коридора, мрак выпустил его. Злат понял, что лучше бы не высовывался, остался там, где был, никогда не видел того, что предстало его глазам. Потресканная, буро - кровавая равнина, покрытая сетью трещин исторгающих дым, жар и рыжий свет расплавленного камня, утыканная скалами похожими на гнилые зубы, какого то гигантского зверя. Небо было черным, словно его залили жидким никогда не остывающим, клокочущим асфальтом. Там высоко ворчал нескончаемый гром, на горизонте блистали зарницы. Он обернулся, задрал голову. Пещера, из которой он только что вышел, являлась ничем иным как глубоким дуплом неправдоподобно большого мертвого дерева черными ветвями утопающего в плотных беспросветных тучах.
Кашлем свело легкие - нужно было уходить. Внезапно земля вздрогнула, будто взяла конвульсия где -то совсем рядом что -то громыхнуло с силой ударив по ушам, потом снова...снова,... справа обрушилась скала -клык, ослепило уже привыкшие к темноте глаза и пламя вместе с клубом ворочающегося дыма ушло в кипящее поднебесье. Вместе с огнем и вышедшим из земли рокотом, окатило звонким свирепым криком и, разметав чад крылами, появилось нечто. Топоры раскалились до бела, медальон оттянул шею и обжег грудь. Рядом было зло, страшное, запредельное, выходящее из незапамятных времен, легенд, о которых редко упоминают у костра старики. Он будто застыл, ощущая взгляд жадных ненавидящих глаз, и не хотел верить, что все это происходит с ним. Он ощущал себя жертвой перед немигающим, притягивающим взглядом змея. Избавиться от этого чувства, вырваться из этих противоестественных объятий он никак не мог, и даже не было сил этому противится.