— Моего брата? — ледяным тоном переспросила она. — Какого брата?
— Эдди Кэппа.
— У меня больше нет никакого брата, — покачала она головой и начала закрывать дверь.
— А у нас — отца.
Она застыла.
— Что вы имеете в виду?
— Он умер. В молодости он наделал кое-каких ошибок, но мы никогда от него не откажемся.
— Эдди Кэпп заставил меня пройти через ад! — сердито выпалила она, но это прозвучало как оправдание. Я молча ждал. Наконец она распахнула дверь и перестала сверлить меня взглядом. — Что ж, ладно, заходите. И говорите, что вам от меня нужно.
— Спасибо. — Мы вошли, и я закрыл за собой дверь.
Полутемная гостиная была заставлена старомодной мебелью, которой явно было слишком много для такой маленькой комнаты. Телевизор в металлическом корпусе в углу выглядел так, словно его оставили здесь по ошибке.
Мы сели на мягкий зеленый диван, а она — в кресло напротив нас.
— Миссис Кемпбелл, вы знали Уилларда Келли, адвоката вашего брата? начал я. — Говорят, что Билл очень похож на него.
— Я на восемь лет моложе моего брата, — сказала она. — Впрочем, даже если бы мы и были ровесниками, то общались бы с совершенно разными людьми. Я никогда не имела никаких дел с его дружками.
— Видите ли, отец вовсе не был его дружком. Он был его адвокатом.
Она упрямо покачала головой, видимо, вовсе не собираясь вспоминать 1940 год. Я пожал плечами. На мой взгляд, если уж ей и надо было скрывать какие-то факты из своей жизни, то, во всяком случае, не те, которые могли нас заинтересовать.
— Вы не в курсе, Эдди уже вышел?
— Его выпускают пятнадцатого сентября.
— Откуда вы знаете?
— Он прислал мне письмо, но я его выбросила. Мне все равно, что с ним будет. Пусть хоть сгниет в своей тюрьме, мне до него нет дела. Мне не нужны его грязные деньги.
— Он предложил вам деньги?
— Мне не нужна его жалость. Человек просидел двадцать два года в тюрьме, и у него хватает наглости меня жалеть! — Внезапно она вспомнила, что разоткровенничалась в присутствии незнакомых людей, и тут же замолчала.
— Он все еще в Даннеморе?
— Откуда мне знать, кто вы такие? — вызывающе спросила она.
Я вытащил свой бумажник и швырнул ей на колени. Неожиданно ей стало стыдно.
— Даже не знаю, — медленно произнесла она. — Иногда мне кажется, что в мире не осталось справедливости. Я в полной растерянности, не знаю, что думать, как себя вести.
— Так он в Даннеморе?
— Хорошо бы он там и остался. И не писал мне после двадцати двух лет молчания.
— И в следующий четверг он выходит на свободу, так? Пятнадцатого?
— Так скоро? — в ее глазах мелькнуло отчаяние. — Что же мне делать?
— Он собирается остановиться у вас?
— Нет, он... он хочет, чтобы я бросила мужа. Он писал, что я — это вся семья, которая ему нужна. Что я его любимая сестра. Что у него много денег, и мы могли бы уехать жить во Флориду. — Она с недоумением окинула взглядом все то, чем ее одарил Роберт Кемпбелл. — Моя дочь работает в телефонной компании... Я... я не отдавала себе отчета в том, что это произойдет так скоро. В следующий четверг. Я ему не ответила. Выбросила его письмо. — Она отвернулась к окну, выходившему в вентиляционную шахту, пронизывающую здание насквозь.
Я встал, подошел к ней и взял свой бумажник.
— Спасибо вам большое.
— Да, — рассеянно сказала миссис Кемпбелл, не поворачивая головы.
Мы с Биллом подошли к входной двери, и я щелкнул замком. Она повернулась и посмотрела на нас так, словно видела впервые.
— Что же мне делать?
— Могу сказать только одно — на Эдди не рассчитывайте.
Она заплакала. Мы вышли на улицу и сели в машину.
— Куда теперь? — спросил Билл.
— Нам нужен Моррис Зильбер, — ответил я. — Я не нашел его некролога в газетах, но и в телефонной книге его имени тоже нет.
— А кто это?
— Домовладелец, которого когда-то защищал отец. Именно тогда о нем напечатала заметку «Таймс».
— Черт возьми, парень, да это же было тридцать лет назад. Небось он давным-давно помер где-нибудь во Флориде.
Я вытащил из пачки сигарету, но она сломалась у меня в руке. Я выбросил ее в окно и закурил другую.
— Мне не за что ухватиться, ведь это было чертовски давно. Люди умирают, меняются, забывают, переезжают в другие города. И всем на все наплевать. У отца была куча постоянных клиентов, и многие из них вышли из преступного мира. Мы знаем только двоих — Эдди Кэппа и Морриса Зильбера.
Кэпп сидит в тюрьме, а где Зильбер, неизвестно. И никто не знает, кто были остальные его клиенты, да и не хочет знать. Мы даже точно не уверены, что отец имел в виду именно Эдди Кэппа. И что он вообще хотел этим сказать? Что это сделал Эдди Кэпп? Или что Кэпп знает, кто это сделал? А может, он хотел сказать, что Эдди Кэпп будет на нашей стороне? Короче говоря, ни черта мы не знаем. И никто не знает.
— Кто-то все-таки должен знать. Иначе отец остался бы жив.
— Моррис Зильбер, — сказал я. — Он может знать пару других клиентов, а те, в свою очередь, еще кого-нибудь. Если начать с него, то со временем мы сумеем раздобыть весь список.
— Рэй, это может занять много времени.
— Все, что у меня есть, это время. — Я в упор посмотрел на него, но он промолчал. — Конечно, понимаю, для тебя все это выглядит по-другому. У тебя есть работа, ребенок, дом, машина и так далее. А у меня ничего этого нет.
— Все равно мне скоро пора возвращаться. Извини, Рэй.
— Если бы мы только знали, с чего начать.
Он почесал нос.
— А что если с того парня, который писал статью в «Таймс»?
Иногда Биллу в голову приходят замечательные идеи.
— Возвращаемся в Манхэттен, — сказал я.
Глава 12
Звали его Арнольд Биуорти. Я нашел его телефон в справочнике Куинса:
Ньютаун 9-9970. Он оказался единственным Арнольдом Биуорти во всем Нью-Йорке. Я позвонил из аптеки, и мне ответил густой баритон.
— Вы раньше никогда не работали в «Нью-Йорк таймс»?
— Я и сейчас там работаю. — Он зевнул. — А который час, черт возьми?
— Начало второго.
— Да? Ну ладно, все равно мне пора вставать. Подождите минутку. — Я услышал, как он щелкнул зажигалкой. — Все в порядке. Так что вас интересует?
— Вы писали очерк о моем отце, Уилларде Келли.
— Разве? Когда это было?
— В тридцать первом году.
— Черт побери, парень, ты что дурака валяешь?
— Это были не вы? — Судя по голосу, он был еще не старый.
— Это был я, только совсем не обязательно ворошить былое.
— Не могли бы мы встретиться и поговорить?
— Почему бы и нет? Только, если можно, давайте сегодня днем. Мне к восьми на работу.
— Договорились.
Мы с Биллом перекусили, но в отель возвращаться не стали, а поехали прямо в Куинс. Сначала ехали по той же дороге, что и вчера, когда навещали Макэрдла, но затем свернули на Вудхэвен-бульвар.
Все улицы в Куинсе делятся на «авеню» и «роуд», а на каждом перекрестке стоят столбики с указателями. Биуорти жил в квартале, состоявшем из двухэтажных кирпичных домов, примыкавших друг к другу. Мы быстро нашли его дом, расположенный в середине квартала — на узком газоне торчала табличка с зазубренными краями, на которой светящейся краской было выведено: «БИУОРТИ».
Дверь открыла улыбающаяся женщина, про которую с первого взгляда можно было сказать, что у нее не может быть такого брата, как Эдди Кэпп, или такого мужа, как Роберт Кемпбелл.
— Вы, наверное, Келли? Оба?
— Совершенно верно. Я — Рэй, а это Билл.
— Заходите. Эрни засел у себя в каморке.
Дом выглядел так, как, наверное, должен выглядеть дом капитана дальнего плавания, вышедшего на пенсию. Маленькие светлые комнаты, повсюду полно диковинных безделушек.
По крутой лестнице мы спустились в прекрасно оборудованный подвал.