Игорь, впрочем, мог даже не переживать о том, будет ли следующий проект. Его работа в эти две недели заключалась только в том, чтобы приходить и проводить картой по сканеру, а потом отвечать на редкие вопросы заказчиков, возникающие в тот или иной период. Да, конечно, полученный код ещё надо было интегрировать в общую систему, возникала масса вопросов относительно того, как это правильно сделать, но всё равно ощущение свободы никуда не пропадало.
Вот только Ольшанскому от этого было паршиво. Он сейчас с большим удовольствием бы работал, постоянно думал о чём-то. Только б не возвращаться мыслями к Саше, к её отъезду.
Если б кто-то год назад сказал ему, что он уйдёт с любимой работы, чтобы найти себе какое-нибудь другое место, что будет тосковать от того, что останется один — Игорь не поверил бы. Ему нравилось одиночество — никто не трогал, никто не морочил голову. В тот период он мечтал избавиться от назойливой Веры, от матери, мечтающей увидеть сына женатым человеком… Теперь это казалось смешным.
Он взял стаканчик с кофе, сделал глоток и поймал себя на мысли, что с удовольствием выпил бы что-нибудь покрепче. На кухне было пусто; все остальные остались в кабинете, но сил находиться там Игорь в себе не чувствовал.
— Нам надо поговорить.
Если б это сказала Саша — она могла бы, если честно, — наверное, Игорь содрогнулся бы. Но голос Регины не вызывал никаких эмоций. Ольшанский обернулся на неё, посмотрел так, словно задавался вопросом, что ещё она может от него хотеть, и пожал плечами.
— Говорите, кто вам мешает.
Ещё один глоток кофе напомнил о том, что надо бы подождать, пока остынет, но Игорь не собирался этого делать. Что-то было приятное в том, как горький напиток обжигал горло, вместе с тем вытесняя все мысли. Мозг, на короткие мгновения концентрируясь на болевых ощущений, не думал больше о Саше.
— Теперь, когда твоя супруга уезжает, ты мог бы остаться.
Игорь удивлённо изогнул бровь.
— Остаться? — спросил он, словно говорил с больным или полоумным человеком. — Вы серьёзно предлагаете мне остаться? Кажется, мы уже всё решили: я увольняюсь.
Регина подошла ближе и села за столик. На памяти Игоря это было впервые, когда она снизошла до сидения на кухне. Обычно женщина фыркала и проходила мимо максимально быстро, делая вид, что люди, находившиеся здесь, ниже её во всём. Да, она пыталась демонстрировать себя как хорошего начальника, пусть не всегда хорошо получалось, но с каждым проколом эта строгость становилась всё более напыщенной.
— Теперь твоя жена тебя не держит, — протянула Разумовская. — Ведь это из-за неё всё началось? Ты решил остаться в Украине, отказался от своего шанса потому, что она здесь и не могла за тобой поехать. А теперь она согласилась, ты — один, по крайней мере, на некоторое время. Хорошее место и хорошая зарплата на дороге не валяются. Почему нет?
— Я решил остаться в Украине, потому что не видел смысла в переезде. У моей жены он есть, — ответил Игорь, стараясь не думать о причинах, которые подтолкнули Сашу к такому решению. — Она едет, и я не скажу, что меня это особенно радует, но её решение не отменяет большинства моих планов на жизнь.
Регина прищурилась.
— Это смешно, — отрезала она. — Ты поступаешь, как ребёнок.
— Я поступаю так, как считаю нужным, — возразил Ольшанский. — А взрослость моих поступков, Регина Михайловна — это не ваше дело.
— Что ж, значит, это не подействовало… — Разумовская поднялась со своего места и брезгливо отряхнула юбку, словно могла измазаться о пластиковый стул. — Замечательно. Делай всё, что хочешь.
Она уже почти покинула кухню, когда Игорь наконец-то заговорил:
— Что именно не подействовало?
Разумовская взглянула на неё с знакомой надменной улыбкой на губах и произнесла со всем возможным презрением, на которое только была способна:
— Я специально назвала заказчикам кандидатуру твоей жены. Не подумай, что это потому, что она какая-то исключительная, особенная или что таких у нас на фирме больше нет. Есть люди, которые сгенерируют намного больше идей и намного быстрее. Ты — да, это было честно. Но она… Я хотела, чтобы ты увидел, насколько твоя жёнушка гнилая. Чтобы одумался и вернулся в свою нормальную прежнюю жизнь. Но если ты хочешь и дальше грузнуть в болоте, которое она для тебя создала, то…
— Регина Михайловна, — прервал её Ольшанский, — не утруждайтесь, пожалуйста. Я прекрасно знаю, как вы относитесь к моей жене, даже не так — к нашему браку. Вы не имели никакого права влезать в нашу личную жизнь, но влезли. Я могу закончить этот разговор только одной фразой: разберитесь в себе для начала. А потом учите других.
Она покраснела, отвернулась и ушла так быстро, как только могла. Игорь рассмеялся.
Она уже сломала всё, что смогла, но теперь хотя бы услышала и о себе правду…
9
24 апреля 2018 года
Вторник
Дурная привычка пить много кофе появлялась от лени. Игорь сделал это открытие, когда понял, что без работы постоянно торчит на кухне фирмы, постоянно готовит себе один и тот же напиток и пьёт его декалитрами, и рука его, словно у наркомана, тянется к заветной кнопке. Когда он так успел пристраститься к кофе? Никогда ведь не испытывал особенного трепета перед всеми этими эспрессо, американо…
— Можно поговорить?
— Сева? — Ольшанский, если честно, даже не удивился, когда понял, кто к нему подошёл. — Да, конечно. Кофе? Это у меня уже пятый стакан.
Всеволод послушно взял стаканчик из рук Игоря, первым занял один из свободных столиков и грустно сообщил:
— Я тоже уволюсь.
— Зачем? Нашёл предложение получше?
— Нет, — ответил Всеволод. — Меня просто тут хвалят, говорят, что я большой молодец, участвовал в такой серьёзной и успешной разработке, на которую редко берут новичков, а я ведь понимаю, что едва не завалил проект. Потому я не могу поддерживать этот миф. Я увольняюсь.
— Идиот, — без церемоний ответил Игорь.
Ему б Севины проблемы! Сидеть сейчас перед начальством и жалобным голосом рассказывать о том, что его незаслуженно похвалили… Но чтобы Саша была дома, и здоровая, и без глупых мыслей в голове.
— Я не имею права на чужие лавры! — возразил Сева. — Потому должен уйти отсюда. Немедленно.
— Мне повторить, если ты не услышал с первого раза? — раздражённо спросил Игорь. — Идиот. И я не меняю своё мнение. А знаешь, почему я так говорю? Я меняю фирму, Саша уезжает в Америку, перед тобой вся фирма — только дерзай! И что ты мне заявляешь? Уволишься? Ну, уволься.
Сева вздрогнул. Нижняя губа у него задрожала, как у маленького мальчика, собирающегося вот-вот заплакать, но Игорь не проникся и особенного восторга от его переживательности не проявил.
Признаться, сейчас Сева раздражал его особенно сильно. Какие мелкие, ничтожные проблемы он преподносил до уровня государственных неприятностей! Да, конечно, когда Игорь был молод, он чувствовал себя точно так же. То боялся принимать похвалу, то опасался, что получит по голове за глупую и самонадеянную ошибку.
Сейчас он понимал, что много раз просто дурно тратил нервы, время, причём и своё, и чужое, но так ничего и не достиг. Эффект от подобных жалоб был нулевой.
— Если ты способен воспринимать советы, то послушай: не вздумай уходить. Оставайся здесь, попытайся добиться большего и не оглядывайся на прошлое. Просто заруби себе на носу, что надо уточнять, какое именно решение по упрощению ты принимаешь, вот и всё. И работай. Иначе ты никогда ничего не добьёшься. А ещё… приведи себя в порядок, Сева.
Тот удивлённо осмотрелся — несвежая футболка, мытые, наверное, ещё до выходных волосы.
— Я думал, что…
— Что это не имеет значения? — предвосхитил его ответ Игорь. — Да-да, конечно. Только с тобой работать будет противно, вот и всё. Каким бы ты ни был гением — а тебе пока рано себя таковым считать, — люди обращают внимание в первую очередь на внешний вид. И ни один серьёзный заказчик не захочет с тобой говорить напрямую. А если будешь менять работу без отцовского протектората, просто выгонят. Так что сначала минимизируй влияние своего дурного характера на внешний вид, а потом спеши сменить работу.