Я опускаюсь на горячий песок, чтобы послушать, и закрываю глаза. Мелодия пробуждается и разворачивается, раскрывается прямо передо мной сотней звуков и призвуков. И все они рисуют на моих веках удивительные картины.
На самом деле в этом мире больше нет ничего. Вокруг насколько хватает глаз — песок. Ни единой былинки, травинки, цветка. Нет ни деревьев, ни воды, даже пересохшего русла ручья тут не отыскать. Зато здешние дюны умеют петь.
Ветер тут ленив, он едва касается лица, принося с собой только духоту. Песня льётся не благодаря ему, а вопреки. Поёт на самом деле сама земля. А если сжать в кулаке горсть стремительных песчинок и выпускать потихоньку, то в мелодию вплетутся новые звуки. Так можно стать частью удивительного оркестра, не ошибаясь ни в одной ноте.
Удивительный мир, полный жизни и совсем её лишённый одновременно.
Что вообще есть жизнь? Я чувствую её в этом мягком и жарком воздухе. Она щедро разлита в ветре и песках, звенит музыкой, распевает и всякий раз причудливо изменяется. Но никого конкретного тут не найти. Нет животных, нет насекомых, даже растений — и тех совсем нет. Так жив ли этот мир? Отчего же хочется ответить, что да?
А есть иные реальности, тёмные и мрачные, в которых множество монстров, но… Они не кажутся живыми.
Может быть, жизнь — это свет? Мёртво ли наше собственное Солнце, которое пылает и внутри, и снаружи? Можно ли сказать, что оно живёт? Или же это что-то иное, существование, к которому никак не применить слово «жизнь»?
Странные вопросы рождаются на этой песчаной дюне. Ни смысла они не имеют, ни ответа. Иногда кажется, что и в тех, с кем разговариваешь, не осталось ни капли жизни. Однако же они о себе наверняка скажут, что живы. Удивительная это материя — жизнь.
Я снова зажмуриваюсь, и ветер выдувает из головы остатки непонятных мыслей. Не иначе, я подцепил их где-то в другой вселенной, в какой-нибудь, что насквозь пропахла тоской. Такие ведь тоже есть, их немало.
Но вот здесь и сейчас думать о таком не время, концерт ведь только начался. До захода местного светила пески будут петь ему хвалу, играть и трепетать. И музыка эта ничуть не надоедает. Я прихожу сюда не впервые, но каждый раз всё звучит иначе, точно пески знают неисчерпаемо много песен.
…Когда ветер бьёт меня по плечу, я удивлённо поворачиваю голову. По-прежнему один на песчаной дюне, я понимаю, что кто-то или что-то всё равно присутствует рядом. Уже вечереет, мир пастельных красок, жара и поющего песка готовится ко сну. Здешнее небо не знает луны и звёзд, едва жара спадает, как всё засыпает, пока свет не согреет с наступлением утра.
Может быть, здешняя жизнь есть жар?
Слышится смешок. Невидимка, что замер рядом, не торопится показываться. В общем-то, он может быть совсем в другом мире, может видеть эти места во сне, почти касаться и в то же время никогда не бродить здесь.
Открываю дверь и переступаю порог. Пусть остаётся там — неизвестный, безымянный, невидимый.
Но присутствие не ослабевает. Правда, в том мире, куда я так беспечно шагнул, ещё только полдень. Всё ярко, всё сияет. И я замечаю короткую тень. Вот ты где, невидимка.
Спустя мгновение полуденный свет вычерчивает незнакомца, вырисовывает его фигуру, лицо, высветляет глаза. И я теперь знаю, кто передо мной. Мы никогда не спрашивали имён друг друга, но встречались бесчисленное множество раз.
Смотрим друг на друга без слов. Как и всегда. Протягиваем ладони, но избегаем прикосновений. Наше общение обычно в том и заключается. Путешествующие не часто разговаривают, достаточно и взгляда, чтобы понять, найти ответы и отринуть любые сомнения.
Однако сегодня мой знакомец нетерпеливо дёргает головой и отстраняется. Ему не нравится, что тайна развеялась, потому один шаг — и он снова исчезает. Растворяется в местном зное, чтобы оказаться где-то ещё. Удивительное это дело — путешествия между мирами, да. Должно быть, он хотел поиграть со мной, но мы слишком отчётливо не совпали. Возможно, он не вслушался в музыку песка так глубоко, как я, не поймал тот же ритм. Ах, как много зависит именно от правильного ритма. Порой судьба целых вселенных от него одного.
Но я тоже иду дальше, не стремясь размышлять. Неисчислимое количество миров пролетает мимо меня, и скоро я уже стою на крыльце, теребя ключи в руках. Здесь снова январь, вечер, в глубокой синеве купаются звёзды, фонари окутаны едва заметной туманной дымкой, снежные сугробы спят. Не тепло, но и не слишком холодно.
Во мне ещё живёт музыка песчаных дюн, здесь такая чуждая и непривычная, я помню так ясно безграничную пустыню, похожую на уснувшее и обратившееся песком море. Всё-таки она на самом деле жива. Не могу отрицать этого. Сердце в таких вещах разбирается лучше разума. Намного лучше.
Уже совсем поздно, на грани между одним днём и другим, я смотрю за окно, удивляясь немного, что здесь столько звёзд. Почему в том мире нет ни одной?
Может быть, он лишь маленькая сфера, похожая на те, что порой проплывают мимо меня, пока я завариваю чай? Может, он даже ещё меньше, потому вся жизнь там рассеянна, не сумела собраться в какое-то… существо? Наверное, так, это многое бы объяснило.
Нежный свет свечи, запертой в жестяном фонаре, напоминает мне о том, как в песках заходило солнце. Блики ложились на волны дюн, и казалось, что вот-вот всё придёт в движение, плавно покатится, заиграет… Вот только музыка в тот момент как раз засыпала.
Наверное, больше всего я люблю именно вот такие пограничные мгновения. Когда так ярко можно оценить и до, и после. Разве можно отрицать, что это самые чарующие секунды?
Моя свеча почти прогорела, свет её тускнеет, а мой чай совершенно остыл. Снова я частично увяз в Междумирье, пока сидел у окна, вглядываясь в такую обычную, привычную синюю ночь, заметённую снегом.
Улыбнувшись, я задёргиваю шторы.
В мире поющих песков скоро настанет утро. Отправлюсь туда, я ещё не дослушал их концерт. И не сыграл с ними.
Комментарий к 007. Поющие пески
Музыка настроения Dead Can Dance – Opium
========== 008. Наперегонки с дождём ==========
Льёт дождь, на тропе собрались блестящие лужи, целые ручейки бегут вдоль неё, пропитывая лесную подстилку, пахнет сырой землёй, застоявшейся влагой, чем-то неуловимо свежим и в то же время слишком отсыревшим. Деревья покачивают обнажёнными ветвями.
Когда за очередным поворотом тропы начинается резкий спуск, приходится ухватиться за колючие ветви разросшегося кустарника, всё ещё украшенные уже потемневшими ягодами. Но ничего, пусть и исцарапавшийся, я вполне благополучно спускаюсь и замираю на миг среди молчаливых елей. Под их пушистыми лапами намного суше, только одинокие капли срываются то здесь, то там.
Пробираясь сквозь ельник, я почти забываю, что могу в любой момент променять здешний неуютный мир на какой-нибудь солнечный и яркий. В конце концов, в дожде тоже есть своя прелесть.
Вот ели расступаются, и передо мной возникает новая крепкая тропа. Она ведёт к ручью, через который перекинут добротный мостик, а дальше убегает за округлый холм, из-за которого пробивается белый дымок. Пахнет жаркими дубовыми поленьями.
Ускоряя шаг, я раздумываю, кого могу встретить в домике, потерявшемся в лесной глуши. Кто там скрылся ото всех, слушает, как дождь стучит по крыше, готовит себе чай, топит печь.
Тропа снова виляет, и я оказываюсь перед частоколом, на котором развешены разбитые глиняные горшки. Они сиротливо мокнут, и на секунду становится их по-настоящему жаль, точно они не заслужили вот такого завершения жизни.
Тут дверь домика, стоящего в глубине огороженной делянки, распахивается. На пороге стоит настоящий шаман, приглядывается ко мне и усмехается. Я смело прохожу дальше. Мой хозяин опрятен, но в одежде из звериных шкур, его лицо не имеет возраста, а седые и длинные волосы сплетены в косы. Руки тёмные, изрезаны морщинами и мелкими шрамами, и мне не нужно спрашивать, почему так.