Поэтому мы поехали к доктору Сойера, я переживала всё это время, потому что у меня не было медицинской страховки и мне не хотелось спускать все мои сбережения на медицинские счета.
Но Сойер был прав. Меня рвало уже два дня. Мне нужно убедиться, что у меня нет обезвоживания.
Так что мы отправились в обычный врачебный кабинет, а Сойер остался в приёмной, в то время как я прошла вглубь помещения, чтобы встретиться с пожилым мужчиной в больших очках по имени доктор Мэддокс, который, очевидно, знает Сойера с тех пор, как тот был маленьким мальчиком. Он рассказал мне парочку историй о нём, пока я проходила несколько тестов.
Даже если бы я прожила тысячу лет, то всё равно не смогла бы подготовиться к ответам.
— Поздравляю, мисс Суини, — сказал он, глядя на лист у себя папке. — У вас не пищевое отравление — у вас токсикоз.
— Токсикоз? — я поперхнулась, весь воздух вышел из легких.
— Вы беременны.
— Да, нет. Это невозможно.
— Ну, даже лучшие противозачаточные только…
— Нет, доктор. Я не принимаю противозачаточные таблетки. Мне перевязали трубы в восемнадцать.
Он резко вскинул голову от этих слов, нахмурив брови. Затем доктор снова потянулся за моей папкой и пролистал записи.
— Ох, да. Я вижу это здесь.
— Так что я не могу быть беременна.
— Но вы беременны.
— Нет, это просто… вам нужно сделать другой тест. Кроме того, это же очень рано для токсикоза? Мы были в интимных отношения только, м-м, в течение недели.
Он остановился, задумавшись.
— Не обязательно. У большинства женщин токсикоз начинается после месяца беременности. Но есть много женщин, которые клянутся, что узнали об этом на следующее утро после зачатия, потому что у них начинался токсикоз. Но давай я схожу, найду ультразвук. У нас будут более ясные мысли по поводу перевязки твоих маточных труб. Возможно, они были перевязаны не так тщательно.
Мгновением позже, в дверь постучали, и Сойер позволил себе войти. Очевидно всё еще без понятия о результатах моих тестов, он замер, когда увидел моё лицо.
— Что случилось? — спросил он.
— Это не пищевое отравление, — сказала я, проглатывая комок в горле.
— Хорошо, — сказал он обманчиво спокойным голосом, но всё в нём было напряжено, как будто он беспокоился, что это будет рак или что-то подобное.
— Доктор Мэддокс отправился за ультразвуком, потому что он беспокоится, что мои маточные трубы были перевязаны не достаточно хорошо.
— Твои трубы… — начал он, когда направился ко мне. Затем его озарило, от чего он замер в двух шагах от смотрового столика. — Ты беременна.
— Так говорит тест.
Он постоял там ещё несколько секунд, прежде чем прошёл последние два шага, сел рядом со мной и обнял меня.
— Ладно, — сказал он, немного прижав меня к себе. — В любом случае, ложный результат теста или нет, мы разберёмся с этим.
Разберёмся с этим.
Мы знаем друг друга всего семнадцать дней. Семнадцать.
А занимались сексом только десять.
Это же просто сумасшествие. Каким образом можно с этим разобраться?
И это ещё не беря в расчёт, что я никогда не хотела иметь детей, ну, в смысле не биологических. Внезапно, меня ужаснула мысль, что , возможно , один уже во мне. Но я так и думала. Я хотела приёмного ребёнка. Вот почему я приняла решение о перевязке, когда мне было восемнадцать. И честно говоря, это было самое просто решение в моей жизни. Это было тем, что я хотела.
А теперь, почти десятилетие спустя, они собираются сказать мне, что это было не эффективно? Как такое возможно?
— Ладно, — сказал доктор Мэддокс, входя с прибором для УЗИ, таким старым, что он, должно быть, пылился у них годами. — Сойер, — сказал он, кивнув. — Хорошо. Рия, дорогая, мне нужно, чтобы ты приподняла свою футболку, приспустила брюки и легла на спину.
Сойер ещё раз прижал меня к себе и отпустил, подойдя к концу кушетки, где была моя голова, и когда я сделала всё по инструкции, потянулся и сжал мою руку.
Доктор выдавил холодный гель на мой живот и вытащил датчик, поворачивая монитор к себе.
Наблюдать за тем, как он водит этой штукой по моему животу, было, наверное, одним из самых страшных моментов в моей жизни.
— Док, — позвал Сойер, когда он просто сидел, прищурившись, смотря на экран дольше минуты. Его голос был решительным и нетерпеливым, и взгляд доктора взлетел к нему, сбитый с толку, прежде чем посмотреть на меня.