Правда.
И мне это не нравится.
Но это была реальность, которую мне, возможно, придётся принять.
Я подъехал и припарковался перед старым домом Рии, мы все дружно вылезли и перешли улицу. Ни один из нас не был внутри, наблюдая только из наших машин снаружи. Так что мы не были готовы к тому, что это окажется настоящая крысиная дыра. Он был долбаным доктором, а тут мусор валяется в коридорах и дыры в стенах.
— Иисусе, — зашипел Брок, тряся головой.
— Выглядит прямо как многоквартирный дом из моего детства, — добавил Тиг.
Мы поднялись на второй этаж и нашли его квартиру среди тех, чьи окна выходили на улицу. Там он мог выглядывать в окно и наблюдать, как его бывшая приходит и уходит. Больной ублюдок.
— Вот она, — сказал Брок, указывая на третью дверь. Я кивнул ему, и он постучал. Мы прислушались. Ничего. Он снова постучал, громче.
Когда мы снова ничего не услышали, я кивнул Броку, который потянулся в задний карман за комплектом отмычек. Сказать по правде, он ему даже не нужен. Он мог бы открыть дверь скрепкой для бумаги или шпилькой для волос. Это не тот навык, которому он научился на военных учениях. Этому навыку он обучился ребёнком, вскрывая замок в отцовский кабинет, чтобы он мог пробраться внутрь и смотреть журналы с обнажёнкой. Он стал профи к тому времени, как ему исполнилось одиннадцать.
Дверь со щелчком тихо открылась, и мы все переглянулись, прежде чем Брок двинулся внутрь.
То, что мы обнаружили, было хаосом.
Начнём с того, что квартира Майкла была тускло освещённым однокомнатным подземельем, в центре потолка висела некая старая пожелтевшая купольная лампа с веревочкой, чтобы зажечь её, и больше ничего. Что вероятнее было хорошо, потому что свет не доставал до крысиного коричневого ковра прямо из пятидесятых и шикарно-никотиновых пожелтевших стен, указывающих на очевидную плохую привычку предыдущего арендатора — курить в помещении. На окнах были дешёвые пыльные жалюзи, несколько полос были вырваны с корнем. Простая двуспальная кровать разместилась у стены с голубым одеялом и белой простыней. Мини-кухня была в крайнем левом углу напротив стенки с холодильником, соответствующего размера, маленькой раковины и плиты. Сбоку от конца столешницы была дверь в ванную, в которой была треснувшая плитка, с плесенью между швами, и разбитое зеркало. Напротив окон, выходящих на улицу, располагался письменный стол, заваленный письмами, газетами и застарелыми стаканами с напитками. Хаос дополнялся тем, что солидный офисный деревянный стул, разломанный на шесть частей, валялся на полу. Контейнеры из-под еды на вынос, скомканная бумага и обёртки от продуктов были повсюду, вероятнее из-за того, что мусорка выглядела так, будто ею швырнули в стену. Пиала, два стакана и тарелка осколками разлетелись по всему пространству кухни.
— Взлом? — спросил Брок, пожав плечами.
— Нет, — сказал Тиг, покачав головой. — Выглядит так, будто кто-то потерял самообладание, — произнёс он, махнув рукой туда, где в стене из гипсокартона виднелась дыра, размером с кулак.
Но я не смотрел на беспорядок.
Я даже не осматривал дерьмовую кухню, ванную и весь этот гадюшник в целом.
На что я смотрел, так это на стену за его кроватью.
Потому что всё проклятое пространство заполнял ужасающий сталкерский коллаж Рии. Некоторые снимки были сделаны, когда они ещё были вместе — в Нью-Й орке у дерева, в баре у Чеза с М аргаритой в её руке и огромной улыбкой на лице, на одной из них они целовались на вечеринке в Нью-Йорке.
Однако большинство снимков Рии были сделаны без её ведома. На одном снимке она была в полной спортивной экипировке — очень облегающих пурпурных леггинсах и чёрном спортивном бюстгальтере, с раскрасневшимся от нагрузки лицом. На другой — она приводила в порядок волосы по пути к машине. Ещё на одной — улыбалась щенку, проходящему мимо неё на улице.
— Бинокли, цифровая камера, переносной принтер, и… — проговорил Брок, осматривая место у рабочего стола. — Ага, телескоп, направленный прямо в её окна. Выглядит так, будто мы взяли правильного парня.
— Да, но почему тогда она у тебя? — спросил Тиг, посмотрев на меня, в его тёмных глазах отражался вопрос. — Если он настолько одержим ею, если он вкалывал ей гормоны на протяжении года, если развязал ей трубы и у него был некий больной масштабный план … П очему он выбросил её у «Семейного»?
Хороший вопрос. Ничего из того, что он делал, не указывало на то, что он собирался её отпустить. Он, кажется, был решительно настроен в осуществлении своего плана и убеждён, что она волшебным образом изменит своё мнение о нём, если внутри неё будет его ребёнок, что она простила бы предательство и после всего они бы зажили долго и счастливо.