В воскресенье мы полностью предоставлены себе. Я лениво развалилась в гамаке, читаю книжку и пытаюсь не думать о Максе. Это упражнение не из легких, так как мы планировали провести эти дни здесь вместе, и я изо всех сил пытаюсь не бередить душу. В среду мы едем в бар «Гелиос». Ярко-красные пластиковые стулья, белые пластиковые столы, прямо под носом – бирюзовое море, над головой – голубое небо с редкими облаками. Кроме того, милые испанцы и приезжие, с которыми мы смакуем сэндвичи с ветчиной и красное вино. После двух бокалов даже у меня поднимается настроение.
– Нужно чаще это делать. Просто исчезать на пару дней. Вон из будней, и наслаждаться жизнью. Work less. Live more![26]
Андреа с наслаждением откусывает кусочек жареной рыбы.
– Да, как минимум раз в месяц, и лучше всего – на целый месяц. Я бы с таким удовольствием сейчас просто смылась.
Андреа долго смотрит на меня, но ничего не говорит.
В воскресенье, когда мы возвращаемся домой, я выгляжу лучше, но мне не особенно полегчало. Этот чертов засранец просто не идет у меня из головы! Та сцена ревности в Риме была нужна, как зайцу пятая нога. Мы были так близки, и никто никогда не мог быть так уверен в моей любви, как он. К чему все это? Может, дело в том, что его недолюбили в детстве? Ну да, любви, внимания и заботы, основы для дальнейшего развития, ему не додали, поэтому теперь его мучают сомнения и неуверенность. Это можно прочесть в любой книжке по психологии. Или это моя вина, потому что я хоть и говорю, что люблю его, но не развожусь и вообще веду себя непоследовательно? Это объясняет, почему он мне не верит. Или все это только собственничество? Он говорил, что хочет забраться в меня целиком, чтобы всегда быть со мной, – это свидетельство большой любви или того, что он дикий собственник? Но факт тот, что как только я перестаю делать то, что он хочет, не иду туда, куда идет он, не отдаю ему все свое внимание, он вскипает.
Ребенок Клаудии появится на свет в июле, это она уже и сама подсчитала. Вскоре после моего и незадолго до ее сорокового дня рождения. Она без ума от радости, не может дождаться этого события и бомбардирует нас вопросами. Как это было у вас? Было больно? Это тяжело? Многое ли после этого меняется? На что нужно обратить внимание? На многие вопросы я даже не знаю, что ответить. Помню только, что было страшно больно. Ни Йонас, ни Виктория не хотели добровольно покидать мой уютный живот. Через две недели мне наконец-то поставили капельницу, и когда препарат подействовал, то казалось, что меня режут на куски. Но в момент, когда впервые видишь это маленькое существо, все боли, недомогания и неприятности, связанные с беременностью, мгновенно забываются. Это чудо! Я была счастлива до неприличия. Во время обеих беременностей я набирала только восемь килограммов, не испытывала ни бешеных приступов голода, ни тошноты, у меня не отекали ноги и не было гормональных всплесков. К сожалению, начиная с седьмого месяца, я не занималась сексом. Потому что Мартин очень боялся, что малыш увидит его пенис и ухватится за него. Я пробовала говорить с ним, переубедить, использовала всяческие приемы – и «он» таки шевелился, но Мартин отправлялся под холодный душ, а я оставалась неудовлетворенной.
В понедельник утром я открываю двери своей галереи. Эта неделя будет довольно напряженной. В пятницу премьера моей новой выставки. Играет кёльнская команда «Trance Groove», и трое кёльнских художников представят свои работы. А в субботу у Йонаса день рождения. Мы отметим эту важную дату большой вечеринкой с приглашенной группой, закусками, пивом и шампанским.