– Может, пойдем покурим? Я больше не вытерплю, – просит Зуза, словно прочитав мои мысли.
– Давай, – отвечаю я с облегчением.
Мы сообщаем даме на рецепции, что на минутку отойдем, и присоединяемся к другим курильщикам на улице. Все время кто-то ходит туда-сюда. Мы уже почти забыли, зачем сюда приехали, когда доктор Санчес, пожилой мужчина, обращается к нам на ломаном немецком. Мы идем в его кабинет. Пока я медленно опускаюсь в тяжелое кожаное кресло, доктор Санчес начинает говорить. О том, что случилось, у него немного информации. Произошло все примерно в десяти километрах от Дении, по дороге в Аликанте. Моего папу стал обгонять грузовик и, почти не сбавляя скорости, врезался в их машину. Оба пассажира получили тяжелые травмы… После некоторого замешательства доктор Санчес сообщает, что наша мама сегодня утром скончалась.
Я вообще не реагирую, ничего не чувствую, просто тупо смотрю на него и понимаю сказанное только тогда, когда Зуза издает душераздирающий вопль. Я обнимаю ее, пытаюсь успокоить… У нее по щекам бегут слезы. Проходит целая вечность, пока я пересохшими губами и почти отсутствующим голосом осведомляюсь о состоянии отца.
– Он жив, но состояние критическое. Очевидно, во время аварии он получил инфаркт и сейчас без сознания. Сильное внутреннее кровотечение, и если его быстро не остановить… Дела не очень хорошие, если можно так выразиться.
– Нам можно к нему? – спрашивает Зуза упавшим голосом.
Доктор Санчес кивает. Взявшись за руки, мы идем по коридорам клиники в отделение интенсивной терапии на первом этаже. Медсестра дает нам переобуться, халаты и шапочки и, после того как мы все это надели, нажимает кнопку. Двери открываются. Мы слышим, как работают многочисленные аппараты, к которым подключен наш отец. Как ужасно!
Мы садимся у кровати. Я осторожно трогаю отца за руку, глажу его пальцы и замечаю, что он шевелится. Зуза разговаривает с ним, говорит, что мы здесь и заберем их с мамой домой; что все будет хорошо и что он нам очень нужен. Слышит ли он нас?
Меня как будто оглушили. Я чувствую пустоту внутри: в душе все выгорело, как после взрыва. Потом – я утратила всякое чувство времени – появляется доктор Санчес. Спрашивает, хотим ли мы видеть маму. Мы молча идем за ним. Она лежит в полутемном прохладном помещении. На ней легкое летнее платье. Волосы причесаны, а на губах легкая улыбка, словно она спит и видит сладкий сон. Я осторожно целую маму в лоб. Просто не верится, что она больше никогда не откроет глаза, никогда больше не крикнет «Андреа-а-а-а!» и вообще больше никогда ничего не сделает.
Я хочу навсегда запомнить ее лицо именно таким, с этим безмятежным выражением, чтобы потом долго вспоминать его.
У нас с мамой никогда не было особенно теплых отношений. Она была не тем человеком. Ее врожденная и развитая в балете дисциплина определяла и отношение к окружающему миру. Она всегда владела собой и находила выход из любой ситуации – кроме приступов клаустрофобии, тогда гасили свет.
Зуза садится со мной рядом, берет маму за руку и изливает ей душу. Я выхожу из комнаты, чтобы дать Зузе возможность попрощаться. Я это сделаю позже.
Смерть всегда непостижима. Когда мы молоды, кажется, что ее не существует. Мы просто отказываемся верить, что она есть. Я умру? Что за бред, такого не может быть, я же полон жизненных сил! И если в семью или к близким все же приходит смерть, ты совершенно ошарашен и парализован. Как это? Как такое может быть? Что это добрый Боженька себе позволяет? Разве он не знает, что мы хотим жить, что не хотим уходить, что мы боимся загробного мира, вечной ночи и вечных скитаний? Пока я рассматриваю картины на стенах в коридоре, прибегает медсестра отделения интенсивной терапии. Из смеси испанского, английского и трех слов по-немецки я понимаю, что папа пришел в сознание. Я забираю Зузу, и мы идем вслед за медсестрой.
– Я рад, что вы здесь, – говорит папа еле слышно.
Сила исчезла из его голоса, в глазах погас огонь. Он закрывает их и спрашивает, как мама. Доктор Санчес, который как раз вовремя появился в палате, жестом дает нам понять, что сейчас лучше не говорить правду.
– Ничего, – вру я.
Папа удивленно смотрит на меня, переводит взгляд на Зузу и качает головой. Он мне не верит.
– Не знаю, выдержу ли я все это… Андреа, ты знаешь, где все лежит, позвони Томасу, моему адвокату. Он вам поможет со всем разобраться.
Видно, что ему трудно говорить.
– Вы должны быть сильными, не падать духом… такова жизнь. Мы с мамой прожили хорошую жизнь, не переживайте за нас… вам нужно жить дальше… – И с этими словами он закрывает глаза.