– Ты тут? Эй? – пробираясь в темноте через расположенные на полу мешки и коробки, Таня взывала к свету.
Свет загорелся, дожевывая что-то, она уселась на пол рядом с комодом.
– Хочешь кусочек торта? Шоколад и сливочный крем, – с наслаждением произнесла она.
– Тебе же нельзя торт! – возмущенно отозвался Витя.
– С чего это? Можно, конечно! Если не по килограмму в день. Мне главное – форму поддерживать и следить за весом. А на постоянных диетах я не сижу – повезло с метаболизмом.
– И сколько ты весишь?
– Послушай, – перебила Таня, – а ты все время сидишь в этой комнате, никуда не выходя?
– С чего ты взяла?
– С того, что ни разу не застала тебя отсутствующим.
– Если хочешь, я могу уйти, – ответил обиженный голос.
– Нет, что ты! Я не к этому, просто пытаюсь тебя понять, с кем ты живешь?
– С матерью, но она работает целыми днями, поэтому я сижу один.
– А сколько тебе лет, Витя?
– Девятнадцать.
– Ты не можешь ходить? – рискнула предположить Таня.
– Могу – я…
Таня поняла, что ткнула пальцем в небо и промахнулась, да так некорректно, что самой стало не по себе, всему виной излишнее любопытство, а он, может, еще не готов к этому разговору и выжимать из него слова, словно давить сок из лимона, не стоит, по крайней мере, не сегодня.
– Ты готов слушать откровения умершей соседки? – перевела она тему и подумала, что это как-то неправильно, залезать в чужие, давно покинувшие этот мир мысли.
Но процесс был запущен, дневник найден и уже раскрыт на первой странице, к тому же, думала Таня, дневники для того и пишутся, чтобы их когда-нибудь нашли и прочитали. Девушка открыла книгу и начала читать вслух то, что было написано на первой странице:
«То, что произошло со мной, удивительно и не имеет никого объяснения, или я его просто-напросто не знаю. Жаль, но я не могу поведать миру об этом чуде, потому что меня сочтут сумасшедшей и остаток своей жизни я проведу в доме для психически больных людей. А я не могу этого допустить, потому что у меня в жизни есть планы, которые, как мне кажется, должны осуществиться. Ради них я буду держать в тайне свою историю…»
– Дальше размыто, ничего не видно. Ты не знаешь случаем, что там за секрет был? – сгорала Таня от любопытства.
– Нет. Эх, на самом интересном месте, что там дальше?
Таня перелистнула страницу:
«Прошло две недели с тех пор, как мне сделали вторую операцию, но я все еще продолжаю лежать на спине, а моя нога подвешена чуть выше головы к толстой хромированной трубе, пролегающей, словно поручень, вдоль всей койки. Я смотрю на нее и вижу свое отражение: волосы торчат в разные стороны, нос огромный, как у клоуна, а глаза пустые, словно колодцы, одиноко стоящие посреди пустыни. Меня привезли, прооперировали, я лежу тут – в палате для живых людей, за мной ухаживают, кормят, навещают, и никто-никто не замечает самого главного – я уже умерла. Да, в тот самый день, в том самом месте, в то самое время, когда огромный несущийся поезд разрезал своим оглушительным протяжным гудком мою жизнь пополам… Это обусловлено не тем, что теперь мне придется учиться ходить, а совсем другими факторами. Я твердо решила, что никогда не напишу больше ни слова о своем прошлом и будущем, все будет только в настоящем времени. Я буду жить только настоящим, иначе у меня просто ничего не выйдет».
– Ты понял что-нибудь? – спросила Таня.
– Видимо, ее переехал поезд, и это ее трагедия.
– Как жаль ее.
– Давай дочитаем, а потом будем жалеть, жизнь ведь порой преподносит нам совсем неожиданные сюрпризы.
– Со мной такого не бывало. «У меня все сюрпризы были трагичными», – сказала Таня и погрустнела, погрузившись на минуту в свои воспоминания.
– Смотря, как к этому относиться. Я вот встретил тебя и очень рад, – разоткровенничался Виктор.
– Встретил? Хммм, это так называется разговор через стенку? Ты даже не хочешь взглянуть на меня.
– Послушай, иногда ты очень прямолинейна, мыслишь неординарно, ты ведь сама борец за это, может, мне вовсе не надо смотреть на тебя, чтобы увидеть.
Таня задумалась, опустила голову вниз и, опираясь руками в пол, поменяла положение ног.
– А где твой отец? Он жив?
– Мой отец был вор-рецидивист, имевший слабость к ювелирным изделиям. Он искусно обчищал магазины, раз за разом увеличивая себе срок. В последний раз, когда он попался, его добычей стал всего лишь сервиз из мельхиорового серебра, который он украл, чтобы задобрить очередную жертву – точнее, женщину, но, к сожалению, не успел даже дойти до ее дома, как его повязали. Этот сервиз стоил ему жизни, потому как его форма туберкулеза никак не хотела уживаться с ним в тюремной камере и начала быстро поглощать остатки его легких, словно ворона, клюющая мертвую плоть.