Сестра снова расцеловала Таню в обе щеки, наговорила кучу всего важного, о чем нужно не забыть, и, запрыгнув на ступеньки поезда, помахала рукой, после чего на ее глазах выступили скупые сентиментальные слезы.
Поезд тронулся, набрал небольшую скорость и, дернувшись при этом несколько раз, скрылся из виду. Таня стояла еще некоторое время неподвижно, после того как проводила взглядом удаляющийся хвост, теребила в руке ключи и покусывала нижнюю губу, думая о том, сколько брошенных на ее шею колец удалось поймать. Нисколько. Все они были разбросаны по площади вокзала в хаотичном порядке и лишь в некоторых местах скапливались в небольшие кучки, постепенно исчезая, словно маленькие лужицы воды на солнце.
Никаких иных планов на день не было, и Таня отправилась домой, заскочив по дороге в аптеку за очередной порцией обезболивающих таблеток и мазей, именно они и летний период вселяли в нее надежду на открытие нового танцевального сезона.
– Здравствуй! – услышала Таня из-за аптекарского прилавка, копаясь в сумке в поисках рецепта, и тут же подняла глаза: в щели между наклеенными листовками светилась белозубая улыбка пухлого паренька в белом халате. – Тебе как обычно?
– Ага. И еще дайте, мне, пожалуйста, желтые витаминки и… – протяжно и неуверенно добавила она, оглядевшись вокруг: – белые круглые.
– Аскорбиновую кислоту? – улыбаясь, добавил пухляк.
– Именно!
– Гуляешь сегодня? – шутил аптекарь.
– По полной! И еще пачку цитрамона, раз уж такое дело, – добавила Таня и протянула рецепт.
– Давай, я посмотрю, почерк больно детский – сама писала?
Таня изобразила, что более актуальной шутки и представить себе не могла, как вдруг созданную импровизированными потугами романтическую ситуацию и витающие в воздухе любовные флюиды разорвал вошедший в аптеку покупатель. «Прекрасно!» – обернувшись, подумала девушка. Этот пухляк вечно отмачивал двусмысленные шутки, впиваясь взглядом в лицо Тани, будто желая чего-то большего, но при этом не выходя за рамки своего двойного обклеенного бумажками стекла, словно привязанная собака, прыгающая четко на длину цепи. Можно подходить близко и держать кусок копченой колбасы в радиусе десяти сантиметров от линии лап, зная, что она не достанет.
Самая короткая дорога к дому лежала наискосок через парк – в виде узкой, протоптанной человеческими следами полоски, жившей, как казалось, своей жизнью. Летом она была черная, зимой – белая, но ширина ее при этом всегда оставалась одинаковая, менялась только фактура следов, которая напрямую зависела от погоды. Таня шла по ней, стараясь наступать в чужие следы, будучи убежденной, что так можно прочесть чужие мысли: фантазия – это как раз то из немногого, с чем у девушки никогда не было проблем. Рассасывая кисло-сладкую таблетку аскорбиновой кислоты, Таня представляла усатого мужчину в черном костюме, который шел очень-очень быстрым шагом, или очень-очень высокого – судя по расстоянию между следами – роста. Вскоре они исчезли, и пришлось мельтешить по маленьким следам, с тонким старомодным каблучком. Женщина, торопившаяся домой с сумками в обеих руках, кудрявыми каштановыми волосами, думающая о скворчащих на сковородке котлетах к ужину.
Таня оторвалась от следов и потянула руку в карман за еще одной витаминкой, как вдруг услышала музыку. Это были старые довоенные или послевоенные песни. Сначала было непонятно, доносятся ли они из недр ее сознания, мыслей хозяина следов, или вообще это реальная музыка, которую слышат и все остальные. Таня остановилась и на минуту попыталась прислушаться: музыка была очевидно реальной, небо ясное, теплое, цвета… то ли молочно-розоватого, то ли молочного с оттенком бледно-голубого. Слишком ярко – глаза заслезились, и ресницы стали моргать часто-часто.
Музыка доносилась с уличной деревянной сцены, отстроенной в северной части парка ко Дню Победы. Хоть праздник уже давно прошел, танцы для стариков продолжали устраиваться по выходным все лето и пользовались весьма большим успехом. Таня подошла к сцене со стороны трибун и встала позади толпы, стоящей рядом, а потом протиснулась и села на трибуны. Несколько пожилых дам сидели справа и слева от девушки, бодро и весело обсуждая что-то. Из больших черных колонок, висящих в глубине сцены под самым потолком, вырывалась громкая, низкокачественная музыка – труба, тромбон, кларнет будто наперебой рвались вон, заставляя подскакивать танцующие пары на деревянных перекладинах. Бабушки, наряженные в лучшее одежды прежних лет, неуклюже кружились в танце, скромно обнимая за талии своих партнеров, – потрясающее зрелище, бездонный простор для фантазий об их прошлом и настоящем, мелькающих в их головах, словно видеоклип. И только Таня успела окрасить картинку в черно-белый цвет, как ее прервал хриплый мужской голос.