Старик взял из ящика сигарету, закурил и, положил Руку на стол, забарабанил по нему пальцами. «Да ведь точно так же он барабанил пальцами по коленке! — вспомнил я. — Я тогда стоял перед ним, а двое молодчиков держали меня под прицелом».
Как часто одна секунда решает все в нашей жизни! Отвернись я, займись своими картами, и я бы не заметил этого ничтожного движения. Начиная с этой секунды, с моих глаз спала пелена, и я начал видеть то, чего не замечал раньше.
В этот момент часы на каминной полке пробили десять.
«Худой, очевидно, убийца», — думал я. В его чертах проскальзывает иногда решительность жестокого, и неразборчивого в средствах человека, но он тотчас пытается замаскировать ее остротой или шуткой. Вот такой же, как он, стрелял в Каролидеса.
Лицо полного молодого человека все время менялось, и я подумал, что у него, наверное, тысяча масок. Очевидно, это он выступал вчера в роли первого лорда адмиралтейства. Вспомнил я и слова Скаддера о человеке, который все время пришептывает. Наверное, и это был он.
Но ни тот, ни другой не могли, конечно, тягаться со стариком. Точный, холодный, безжалостный расчет — вот главная черта этого человека. Собственно, слово «человек» к нему совершенно не подходило, потому что он давно уже стал машиной, принимающей безошибочные, приносящие успех, решения. Глаза его иногда сверкали, как у хищной, увидевшей добычу, птицы.
Прошло всего несколько минут, но я уже забыл о своей робости, о своем желании провалиться сквозь землю — жгучая ненависть и злоба душили меня. Я чувствовал, что приближается момент, когда я встану, опрокинув стол, и дам сигнал.
— Смотри, не опоздай на поезд, Боб, — сказал вдруг старик. — Бобу надо быть в Лондоне, — повернулся он ко мне, и фальшивый тон его голоса был отвратителен.
Я посмотрел на часы — стрелка приближалась к половине одиннадцатого.
— Печально, но ему придется отложить поездку, — сказал я.
— Черт возьми, опять вы за старое, — сказал худой. — Мне, в самом деле, надо ехать, Я могу вам оставить свой адрес, могу, наконец, дать подписку, что явлюсь, куда вы прикажете.
— Вы никуда не поедете, — отрезал я.
Только теперь они, кажется, поняли, что игра проиграна, что им не удалось меня одурачить.
Я могу дать деньги, чтобы вы отпустили моего племянника под залог. Это законно, и вы не должны возражать против этого, мистер Ханней, — сказал старик, и его веки закрыли глаза. Я тотчас дал свисток.
В ту же секунду в комнате погас свет. Кто-то, очень сильный, схватил меня за руки и стал шарить по карманам. Очевидно, искал пистолет.
— Schnell, Franz. — раздался голос старика, — das Boot, das Bool[16].
Я увидел, что на освещенной луной лужайке перед домом появились двое моих людей.
Высокий молодой человек выпрыгнул в окно и, свалив с ног детектива, перепрыгнул через забор. Я схватил старика и загнул ему руки за спину. Вбежавшие в комнату детективы схватили толстяка. В это время Франц, перебежал дорогу, перепрыгнул через барьер и побежал к лестнице. Добежав до нее, он запер на ключ ворота. Мой человек, гнавшийся за ним опоздал.
Вдруг старик вырвался из моих рук и подскочил к стене. Раздался щелчок — в ту же секунду мы услышали грохот и увидели поднимающиеся над обрывом клубы пыли.
Кто-то щелкнул выключателем.
— Вы его не поймаете, — глаза старика блестели. — Он ушел от вас… и он победил… Dev schwarze Stein in der Siegeskrone[17].
Глядя в эти, горящие ненавистью и торжеством победы, глаза я вдруг понял, что имею дело не только со шпионом, но еще и с фанатиком Великой Германии. Я повернулся к нему и сказал:
— Его торжество продлится лишь несколько минут. «Ариадна» уже полчаса находится в наших руках.
Через полтора месяца, как вы знаете, началась война. Учитывая опыт, полученный мною в англо-бурской войне, мне было присвоено звание капитана. Началась моя фронтовая служба, и я лишь изредка вспоминал свои приключения.