— Заберите, пожалуйста, от меня вашего мужа. Сладу с ним нет!
Здорово вышло! Женя засмеялась, Вагин прямо-таки онемел от злости, а Вера чуть не заплакала. А я отошла хоть бы что, только все не могла понять: почему сама-то злюсь?.. Огляделась вокруг — Олега нигде не было. И Анатолия тоже. Вышла на балкон. В это время Снигирев, Олег и Анатолий тоже подошли к балкону и, беседуя, расположились в креслах у дверей. Мне было странно видеть Снигирева в домашней обстановке. В лаборатории он всегда был. какой-то замкнутый, недоступный, погруженный в свое, а здесь я вдруг увидела, что он просто старик. Большая, наголо бритая голова его чуть устало клонилась вперед, мохнатые, мужицкие брови казались наклеенными, глубоко запавшие глаза смотрели спокойно и умно. Олег держался свободно, Анатолий сидел настороженный, скованный, будто волновался или ждал чего-то.
— Ну, сеньор, видел я ваш сюрпризик, — весело говорил Снигирев Олегу. — Надеюсь, слово свое помните, как черт на него работаете? — Он кивнул на Анатолия.
— Само собой, — так же весело отвечал Олег, Я заметила, что Анатолий чуть пошевелился в кресле и снова выжидательно замер.
— Теперь у вас, Анатолий, будет именно то, чего не хватало раньше: солидная теоретическая часть.
На этот раз, когда все уже стало ясно, Анатолий все-таки сказал:
— Несправедливо это, Филипп Филиппыч. Вы меня ставите просто в неловкое положение…
— Это он, а не я, — засмеялся Снигирев. — А насчет того, что теория моя устарела и горит, сеньор, так я сам тоже старый волк: не вы, так другой. Жизнь ведь не остановишь, не затормозишь. Да и длительно действующих тормозов для нее придумать нельзя. Некоторые, впрочем, всю жизнь специализируются на изобретении подобных тормозов. Их две категории, этих изобретателей. Одни создают вечный двигатель и тормозят этим. Но самые хитроумные изобретатели тормозов — те, кто вертится около. Около науки, например.
Олег с любопытством слушал, хотел что-то сказать, но его опередил Анатолий:
— А почему вы, Филипп Филиппыч, считаете, что у Олега ничего не получится?
— Почему не получится? У него обязательно получится! Уже сейчас его предложение очень интересно. Даже практически: еще на несколько процентов поднимет производительность. Но из элеваторов, друзья, к сожалению, уже больше ничего нельзя выжать!..
Мне так и хотелось спросить: «А что же вы тогда Олегу сразу не сказали?» Но он негромко, раздумчиво проговорил:
— Он где-то очень недалеко от верного пути. Я имею в виду не элеваторы, это, в сущности, задача детская. Олег очень приблизился к новому и верному пониманию теории сыпучих тел. Но тут ему никто ничего подсказать не может, даже я. Вот если он найдет ее, тогда моя теория сгорит, выражаясь вашим языком. Но и тогда все-таки даст ему дрова и пламя, а?… — И он засмеялся,
Странные люди! Судьба, можно сказать, у человека решается, а они смеются. Анатолию и Снигиреву, конечно, хоть бы что, а вот Олег-то почему радуется?!
— Ну, а вы проворонили девушку, увел он ее от вас? — спросил Снигирев у Анатолия.
Олег засмеялся, хлопнул Анатолия по плечу, тот развел руками: где уж нам уж, дескать!..
— Ничего, ничего, — сказал Снигирев. — Каждому свое. А вот первые шаги в науке никому не уступайте. Ничего нет в жизни слаще, чем процесс исследования и результат его. Как любовь и ребенок. Особенно если это первая любовь и первый ребенок. Ничего не уступайте нам, старикам, кроме места в трамвае!..
Они помолчали. Да, такой учитель Олега научит!..
— А жену надо выбирать с умом. Она должна быть, само собой, любовница и друг, но, главное, донимающая. Ведь на все в жизни нужны силы. И духовные и физические. А у нас с вами их еле-еле хватает на одно. На то, что считаем главным в жизни, что должны сделать в ней… А они, эти понимающие, еще реже, чем красивые. — Он засмеялся, подчеркнуто легкомысленно договорил: — Вот у меня покойница была — хоть на обложку модного журнала, и любила меня без памяти, а только одного словечка не знала…
— Какого же? — быстро спросил Анатолий. — Творчество, — полуутвердительно проговорил Олег.
— Угадали, сеньор, — вздохнул Снигирев.
И вот здесь и произошло то удивительное, что я так хорошо запомнила с того вечера. Снигирев сказал:
— Через пять месяцев могу на пенсию. Не уйду, не радуйтесь: я уж как-нибудь у бога себе пенсию выхлопочу. А вот теперь, сеньор, — он почему-то все время называл так Олега, — о том, для чего я вас сюда затащил. Хочу постепенно знакомить вас с работой всего нашего сектора.
— Я для административной работы не гожусь, — быстро проговорил Олег. — Да и ни к чему мне это. Мое дело — дело делать.
— Дурак вы, сеньор, — негромко, ничуть не обидевшись, ответил ему Снигирев. — А это — не дело?
Олег будто нисколько не удивился предложению Снигирева, а Анатолий вздрогнул и стал медленно бледнеть. И в самом деле, не шуточка: он начальник лаборатории, без пяти минут кандидат наук, а предлагает Снигирев не ему, а Олегу. Через голову, так сказать. И почему только, интересно?..
— Хватит! — уже строго прервал возражения Олега Снигирев. — Это не завтра будет и не через год и не через два, я умирать не собираюсь. Постарайтесь меня понять. Я всю жизнь работал, а теперь сбросить на кого попало? Нет уж! Придется и эту область вам освоить! — Он тяжело поднялся. — Так что прошу это учесть, а вас прошу не обижаться, — сказал он Анатолию. — Надеюсь, вы все понимаете.
Те оба тоже встали.
— Конечно, конечно, — поспешно проговорил Анатолий.
— Да, а вам надо будет диссертацию все-таки защитить, — вспомнил Снигирев, обернувшись к Олегу. — Возьмите какую-нибудь тему походовитее. Жизнь есть жизнь, и в ней иногда полезно, чтобы честный человек имел официальное признание. А то ведь вольноотирающийся от науки может не поверить, что вы ученый, если у вас нет степени!..
— Вольноотирающийся? — удивился Олег этому непривычному слову.
— Я имею в виду сейчас не ту презрительную кличку, которой когда-то называли офицериков-шаркунов. Вольноотирающийся — понятие общеземное: это удивительная помесь самодовольного невежества, пошлости, эгоизма и многого другого в этом же роде. Ну, веселитесь. — И он отошел от них,
Я была удивлена и обрадована этим предложением Снигирева и хотела узнать, о чем же будут говорить Олег с Анатолием. Они молча сели снова, Олег достал папиросы, закурили. Анатолий как-то весь дернулся и вдруг заговорил злым, свистящим шепотом; и мне было видно, как у Анатолия часто-часто бьется жилка на виске, и было почему-то жалко его и стыдно на него глядеть.
— Нет, ты мне скажи, скажи!.. Я работаю как вол! Я стараюсь, я все время стараюсь! Почему же все достается тебе?!
— Брось, не обижайся, — мягко попросил его Олег и даже положил ладонь ему на колено; я видела, что он искренне жалеет Анатолия и, кажется, не понимает его. — Это все у шефа мечты — я ведь никогда не соглашусь. — И вдруг сказал! — Понимаешь, ведь все равно начальником будешь ты! — Почему это?
— Не знаю… А только именно ты будешь, а не я. Ты вспомни, ведь всегда так получалось. В таких делах у нас с тобой всегда так получалось.
— Нет! — Анатолий огорченно покачал головой. — Ты становишься старше, с тебя детская шелуха слезает. И самое смешное, что шеф прав, ты действительно больше подходишь, чем я. Я вижу! Но не в том дело! Почему тебе в жизни все легко дается?
Олег помолчал, щуря от дыма глаза, и ответил:
— Если уж так говорить, то не очень-то легко. Вспомни, ты в Кузбасс не поехал, а я там помучился крепко, зато практику на всю жизнь получил. Теперь вот что. Ты уже третий год начальник лаборатории, много времени у тебя уходит на всякие административные дела, а в нашем возрасте это еще недопустимая щедрость, нам еще науку надо своими руками щупать и щупать!.. Не обидишься, если все на чистую скажу, раз уж такой разговор пошел?
— Говори!
— Ты всегда, Толька, видимый, показной результат принимаешь за подлинный, настоящий. Сейчас, сейчас поясню. — Он помолчал, взглянул Анатолию прямо в глаза и продолжал: — Раньше для тебя было очень важным стать начальником лаборатории, я ведь знаю. Теперь надо прежде всего защитить диссертацию, получить степень, а научный результат где-то на втором плане. И честолюбие у тебя чрезмерное. Тебя и сегодня, не сердись, обидело, что шеф сделал предложение мне, а не тебе.,