— Согласна. Но это еще не скоро, увы.
— Будем ждать столько, сколько нужно. Ладно, я тоже понимаю, что сегодня не самый лучший день для такой беседы и поэтому хочу вам кое-что сказать совсем о другом, пока мы не встали.
— Скажите.
— Что бы с вами не случилось, вы всегда можете на меня рассчитывать. Ясно вам?
— Да. Спасибо. Правда, вчерашний день без вашего предложения, без театра, без ночи этой сумасшедшей дался бы мне значительно тяжелее. Я и не представляла, насколько я была не в себе. Хорошо, значит, на операционном столе рыдать не буду.
— А вам случалось? — он глянул на неё с интересом.
— О да. Представляете — лежит пациентка, вся такая приличная, ей дают наркоз, и через пару минут она начинает рыдать. И так полтора часа до конца операции.
— Что это была за операция?
— Последствия автоаварии. Давно, уже тринадцать лет тому.
— Припоминаю, вы как-то упоминали об этом. Не расскажете подробности?
— Не расскажу. Там ничего интересного, поверьте.
— Но вы знаете, чего ждать от операционной.
— Увы! Это и стало основной причиной моих страхов. Вы не знаете, сколько сейчас времени?
— Знаю. Около полудня. Вас интересует завтрак?
— Наверное, да.
— Тогда лежите и никуда отсюда не уходите, — он легко поднялся с постели, накинул халат, вышел в прихожую и, кажется, стал куда-то звонить.
Элоиза, несмотря на строгое внушение, все же встала. Выглянула в гостиную. Себастьен был где-то там, у входных дверей, разговаривал. Она не стала прислушиваться — все равно по-немецки — и проскользнула на свою половину, в ванную. Привела себя в порядок (отечное лицо пришлось долго умывать ледяной водой), переплела волосы. Потом снова вышла в гостиную.
Там Себастьен вез по полу небольшой стеклянный столик, на котором стоял кофейник, чашки, тосты, сладости и что-то еще.
— Я же просил вас никуда не уходить!
— Не сердитесь. Мне нужна была ванная, причем своя.
— А, бывает. Но теперь-то мы можем позавтракать?
— С удовольствием, — улыбнулась она.
— Вот правильно, улыбайтесь почаще, хорошо? Не только после оперы и алкоголя.
— Вы предлагаете мне глобально пересмотреть образ жизни.
— Так пересмотрите. Вы, конечно, и так очаровательны, но когда улыбаетесь — особенно.
— Спасибо за комплимент. Вы очень любезны.
— Можете сказать мне что-нибудь в ответ.
— Вы красивый мужчина, отличный друг, фантастический любовник и вообще герой романа, — она быстро глянула на него, потом расцеловала его в обе щеки.
Он задержал ее, не дал отстраниться.
— Вас тоже можно поцеловать, сердце моё?
— Может быть, — она опустила глаза.
— Отлично, — он легко-легко поцеловал ее и отпустил. — Забирайтесь обратно. Вот вам, скажите, в детстве разрешали таскать еду в постель?
— Нет, конечно, кто б мне разрешал? Мои серьёзные родственники? Монахини?
— Вот и мне не разрешали. А хотелось! Поэтому теперь, во взрослом возрасте, я отчаянно потакаю всем своим дурным привычкам.
Они уселись на кровать, он налил ей кофе, добавил в её чашку сливок.
— Спасибо. Может быть, я вам тоже что-нибудь налью?
— Буду этому очень рад, — подмигнул он ей. — Но вы же, говорят, не знаете, как это делается?
— Почему же? Знаю. Я просто очень ленива. Все мои воспитатели боролись с этим, но так и не побороли. А теперь у меня есть множество возможностей, как вы говорите, потакать своим дурным привычкам. Вам, как всегда, не нужны ни сливки, ни сахар?
— Нет, спасибо, с утра лучше черный. Ваши дурные привычки мне таковыми не кажутся. Нормальные такие привычки. В основном, — улыбнулся он.
Когда кофе был выпит, а булочки и сладости съедены, Элоиза спросила:
— Вы же помните, во сколько наш рейс?
— Почти в семь вечера. То есть у нас еще есть пара-тройка часов. Погуляем еще? Вчера мы побывали далеко не везде, где могли бы. И пообедаем где-нибудь в городе.
— Хорошо. Покажете мне что-нибудь еще.
— С удовольствием. А сейчас, пока вы еще не оделись окончательно, у меня сформировался странный вопрос: у вас ведь есть цепочка на шее?
— Есть, — удивилась Элоиза, достала и показала. На цепочке был известный ему медальон с голубоватым лучистым камнем и подвеска в виде сердца.
Себастьен увидел подвеску, улыбнулся, но ничего не сказал.
— Тогда так, — он снял со своей шеи цепочку, расстегнул и отсоединил маленькую подвеску. — Снимайте ваше хранилище ценностей, я вам дам вот эту вещь.