– Вот и постой. Послушай, что люди говорят.
Когда жена ушла к маленькой дочке, Леонидов обшарил всю кухню и, найдя несколько желтых пакетов с картинкой «Подсолнухи», разрезал их кухонным ножом на кусочки и выбросил в мусорное ведро. От греха подальше.
… В субботу ему представился случай поговорить с матерью убитой девушки. На этот раз они с Александрой отправились на прогулку вместе. Светило яркое, почти весеннее солнце, напоминая о том, что февралем заканчивается зима и вслед за ней должна прийти весна. И хотя в наше время нельзя ни в чем быть уверенным до конца, весну еще никто не отменял.
Леонидовы возвращались из магазина и уже почти дошли до своего подъезда, когда Александра толкнула мужа в бок:
– Леша, вон там, у соседнего подъезда, Полина Михайловна стоит.
– Где? – пригляделся Леонидов.
Две женщины, видимо, обсуждали что-то совсем невеселое, на их лицах не было улыбок. Та, у которой на голове был черный шарф, все время промокала глаза белым носовым платочком. Леонидов просительно посмотрел на жену:
– Подойдем?
Ксюша сладко спала, и Саша согласно кивнула.
– Здравствуйте! – улыбнулась она женщинам. – Как здоровье, Полина Михайловна?
Та снова промокнула глаза платочком:
– Да откуда же здоровье, Сашенька? На одних таблетках живу. Горе-то какое? – И она тяжело вздохнула: – Горе.
– Ой, я пойду, – заторопилась ее собеседница. – Тесто поставила для пирогов. Перестоит ведь тесто!
– Это мой муж Алексей, – представила жена Леонидова.
– Очень приятно, э-э-э… – тот сделал вид, что никаких справок о матери убитой девушки не наводил.
– Полина Михайловна, – подсказала она. – Что-то редко вас видно с женой.
– Работа.
– Да. Работа… Дочка тоже все работала… Про горе-то мое слыхали?
Леонидов участливо вздохнул: да, наслышаны. Торопливо заговорила жена, выражая Полине Михайловне соболезнования по поводу смерти ее дочери. Леонидов напряженно раздумывал, как бы вклиниться в разговор и задать наводящий вопрос. И во время возникшей паузы сказал:
– А вот я слышал, что в первом подъезде в среду вечером тоже убитую женщину нашли.
– Ох! – вздрогнула Полина Михайловна. – Похороны-то сегодня! Ведь скоро выносить будут! Чего же я здесь стою-то? Надо Викушу в последний путь проводить! Прямо эпидемия в нашем доме! Второе убийство! Скорей бы уж поймали этого мерзавца!
– А вы разве ее хорошо знали? – насторожился Алексей. – Вику?
– А как же! Лиля-то почти год у нее работала!
– Как работала? – удивился Леонидов. – В одной фирме, что ли?
– В какой там фирме! – махнула рукой Полина Михайловна. – Моя-то без образования вовсе. Потом уже на курсы пошла учиться, когда в цветочный магазин устроилась. На этих, как их…
– Флористов, – подсказал Алексей.
– Вот-вот. Букеты, значит, делать. А до того подрабатывала где могла. Вот Викуша и уговорила ее за детьми присматривать. Двое их у нее. Старшей-то девочке тогда уже тринадцать исполнилось, но все равно трудный возраст, а младшей всего четыре года. Болезненная очень девочка, в садик нельзя. А Викуша как раз службу хорошую нашла. Главным бухгалтером.
– Постойте, – не удержался Леонидов. – У нее же, как я знаю, муж дома сидит. У меня друг в полиции, – попытался оправдать он свою осведомленность.
– Что ж, – вздохнула Полина Михайловна. – Петя-то не всегда ведь такой был. И он работал. Только человек простой, не при должности. А она женщина образованная. Яркая. Очень уж модная. Хорошо одевалась…
Леонидов вспомнил дорогую норковую шубку покойной, яркий пестрый платок на голове. С цветами. Слишком уж яркий. Да, это сейчас модно. Только такая пестрота и простота юной девушке к лицу. А Виктория была дамой при большой должности. Похоже, что у покойной бухгалтерши имелись деньги, но не было вкуса. И она любила модно одеться.
– … Высокая, стройная, – продолжала меж тем Полина Михайловна. – Я Лиле-то всегда говорила: у хозяйки своей учись, как одеваться, как себя подать. И надо сказать, что и моей перепадало. Викуша-то, бывало, то духи ей свои подарит, то губную помаду. То еще какую косметику. Последний раз вот, платок подарила. На голову. Чистый шелк! Дорогой, итальянский. Один купила себе, а другой дочке моей, – она снова стала вытирать платочком навернувшиеся на глаза слезы. – В подарок. Это уже после того, как Лиля у нее работать перестала. Заходила иногда, помогала Вике. Уже не за деньги, а по доброте. Лиля-то моя добрая девочка была. Добрая… Да… Петр хоть и дома сидел, но все равно руки не женские. А Викуша целыми днями на службе. И по субботам, бывало, тоже. И домой свои документы брала. Балансы какие-то, отчеты.