– Спорт не мое.
Леонидов тоже не собирался становиться профессиональным спортсменом. Но даже во всем, что было не его, привык выкладываться по максимуму. Потому что неизвестно, как жизнь повернется, каким боком, и что в ней пригодится. Повернулась она неожиданно для обоих. Даже в самых бредовых фантазиях Леонидов никогда не видел себя коммерческим директором крупной фирмы, а Кольку Лейкина цветочным магнатом.
Но зарабатывал бывший одноклассник, судя по всему, на своих цветочках неплохо. То, что он сделал в итоге из обычной трехкомнатной квартиры, было достойно восхищения. Алексей помнил, что раньше, как войдешь, начинался длинный, узкий коридор, заваленный всяким хламом. Велосипед, детская ванночка, старая зимняя одежда… Теперь же стенку сломали, и комната оказалась очень большой, просторной и отделанной то ли под пещеру, то ли под морской грот. Во всяком случае, камни и камешки здесь присутствовали в изобилии. И коряги всевозможных размеров и степеней уродства. Ибо Леонидов никакой красоты во всем этом не находил.
Он так и стоял в крохотной прихожей, прикидывая, на которую из коряг пристроить свою куртку, а высокая женщина с коротко остриженными темными волосами рассматривала его долго в упор и подозрительно.
– Мама, кто там? – услышал Алексей голос Лейкина.
– Это ко мне, – тут же отреагировала женщина.
– Нет, я к Николаю.
– Вы кто? – она загородила проход. Ростом она оказалась даже чуть выше Алексея и широка в плечах. Лицо загорелое, молодое, а обильная седина в ее темных волосах выглядела нарисованной. – Кто вас послал?
– Да я сам по себе, – растерялся Леонидов. И попытался вспомнить, как же ее зовут, Колькину мать?
– Вы меня не обманете! Ну, признавайтесь! Какая из шлюх наняла вас, чтобы передать записку Николаю? После того, как я полностью контролирую телефон?
– Анна Валентиновна! – Вспомнил, наконец, Алексей и облегченно вздохнул. Какой же ценный капитал: хорошая память! И повторил: – Анна Валентиновна, вы меня не узнали? Мы же с Николаем учились в одном классе!
– Да? – Она оглядела Леонидова подозрительно, но словно что-то припоминая. – В самом деле? Учились в одном классе? И как же вас зовут?
– Леонидов. Алексей Леонидов.
– Ну, конечно! Леша Леонидов! Леша Леонидов, Леша Леонидов, – повторила она несколько раз подряд и крикнула: – Коля! К тебе пришли! Коля!
И неожиданно спросила:
– А сестры у вас нет?
– Сестры? – Леонидов не переставал удивляться. – Нет, сестры у меня нет.
Она посторонилась наконец и достала из ящичка для обуви домашние тапочки. Женские или мужские, Леонидов так не понял: вся обувь в этом доме была одного размера. Тридцать девятого, как определил он на глазок. Две пары зимних ботинок стояли на полочке, и он не мог догадаться, какие принадлежат мужественной матери, а какие женственному сыну. Ибо вышедший в гостиную Лейкин выглядел весьма экзотично. В пестрой шелковой рубашке, бархатных штанах и с корявой веткой в руке. На ногтях маникюр, на ветке красные ягоды. А на подбородке клинышек волос, похожий на жирную черную кляксу.
– Леха? Ты?
– Я же тебе звонил.
– Да. Помню. Проходи в мою комнату. Я тебе что-то покажу.
«Ох, боже мой! – подумал Леонидов. – И маникюр! А вдруг он и правда того? Нестандартной ориентации? Надо было Барышева к нему послать! Серега, по крайней мере, краси-ивый!»
Показал же ему Лейкин в своей комнате неприглядный глиняный горшок, из которого торчали две кривые ветки. На взгляд Алексея, отвратительные.
– Вот.
– Что это?
– Икебана. Творю. Ты же интересовался. Я, знаешь, увлекаюсь иногда. Ну и как тебе? Смотри! Любуйся!
Алексей послушно взглянул на это безобразие, стараясь не кривиться. Как поступить? Сложить молитвенно руки и сказать: «Ах?» Так поступил бы хомо сапиенс воспитанный. Вообще-то он не чужд искусству. И даже к авангардизму относится с пониманием: надо, так надо. Но лейкинский шедевр не оценил. И осторожно сказал:
– Нормально.
– Ты не понимаешь! Леша! Тут главное – правильная расстановка. Чтобы во всей силе проявилась Великая Мать Природа, которая отражена в каждом изгибе этого маленького шедевра.
Отполированным ногтем Лейкин любовно коснулся чешуйчатого нароста на одной из веток, напомнившего Алексею стригущий лишай. Потом взял линейку и приложил к ней ветку с красными ягодами: