– Ты понимаешь: основу композиции составляют три ветви, три элемента. Самая длинная «син» символизирует небо, средняя «соэ» – человека и маленькая «хикаэ» – землю. «Син» в таком букете должна в полтора раза превышать размер вазы, «соэ» равняться трем четвертям «син», а «хикаэ» – трем четвертям «соэ». И еще угол наклона. Основная ветвь должна быть наклонена вправо под углом 45°, вторая влево под углом 15°, третья так же вправо под углом 75°, и все три ветви наклонены вперед.
Леонидов мгновенно выпал в осадок от всей этой тарабарщины и на пару минут растерялся. Лейкин же все бормотал непонятные ему слова и при этом возился с линейкой, транспортиром, распорками и своими корявыми ветками. Леонидов уже пожалел о том, что пришел.
– Чего-то я не догоняю, – покачал головой он, на что Лейкин не прореагировал, занятый горшком и раковыми опухолями на кривых ветках. То любовно гладил их, то разворачивал к свету, причмокивая при этом и с вожделением облизывая губы.
«Кто сказал, что он голубой? – подумал Алексей. – Он не голубой. Он – сумасшедший! Какие тут жены! Какие дети!» Леонидов почти потерял терпение, когда Лейкин закрепил последнюю ветку в вазе и отошел на пару шагов, потом, окинув нежным взором композицию, произнес:
– Красота, а? Что скажешь?
– А мне? Можно?
– Что можно?
– Чуть-чуть поправить?
– Ну, давай, – слегка опешил Лейкин.
«Ну, не убьет же он меня?» – подумал Леонидов и решительно стал обламывать на одной из веток сучки. С особенным наслаждением тот самый, покрытый лишаем. Ему показалось, что Колька застонал. Алексей меж тем отщипнул с пяток красных ягод и несколькими легкими щелчками порушил все правильные Колькины углы. Раскидал на глазок ветки в вазе и, счастливо улыбнувшись (конец уродству!), отошел от стола:
– Ну, как? Что скажешь?
Выражение Колькиного лица Алексею не понравилось. «За лишайник обиделся», – подумал он. И вдруг услышал:
– Почему опять не я?! А? Ладно, хватит, пойдем чай пить.
Столик был накрыт посреди каменного грота. Алексей долго вертелся в кресле, прежде чем сообразил, чего здесь не хватает. Ведь денег в ремонт вбухано немало. И мебель не дешевая, на заказ. И все коряги расставлены, без сомнения, при помощи той же линейки и транспортира. С соблюдением пропорций и углов. Души нет. Холодно, неуютно и вроде бы даже сыро. Все сделано словно для того, чтобы кому-то что-то доказать. А творчество – это не утверждение собственного «я», а его вечный поиск. Похоже, Лейкин-то заблудился! Дались ему эти углы!
– Вы по-прежнему вдвоем живете с мамой? – спросил Алексей, размешивая сахарный песок в стакане с чаем серебряной ложечкой. Анна Валентиновна гремела кастрюлями за тонкой перегородкой на кухне. Леонидов не исключал, что она подслушивает.
– Да, вдвоем, – кивнул Лейкин.
– Развелся или закоренелый холостяк?
Тот поморщился, но от прямого ответа уклонился:
– Сложный случай.
– Слушай, а у нас в доме двух женщин убили! И обеих за последнюю неделю!
– Да. Я знаю, – Лейкин слегка побледнел.
– Жена сказала, что одна из них в цветочном магазине работала. Не у тебя часом? – постарался добить его Алексей. Лейкин не выдержал:
– Слушай, Леха, у тебя в полиции друзья остались?
– Друзья? Да. А что случилось?
– Оставили бы они меня в покое! – с отчаянием сказал бывший одноклассник. – Ты не знаешь, кому надо дать?
– Что дать?
– Денег, чего ж еще! Я знаю: все берут. А у меня денег много.
– Это вопрос спорный. Не то что у тебя денег много, а что все берут. Я, к примеру, взяток не брал. И не могу порекомендовать тебе людей, которые этим занимаются.
– А что же мне теперь делать?
– Я не понял: ты чего боишься-то?
– Чего боюсь? Да себя я боюсь! Не выдержу, сломаюсь…
– Ты успокойся. Может, пойти и все рассказать?
– Рассказать? Не-ет. Слишком уж это легко. Я даже своему психотерапевту этого не рассказываю. Представляешь, хожу к нему регулярно и вру. Комплексы себе придумываю. Но правду выложить? Не-ет.
– Ты где был в тот вечер? Когда Лилию убили? Не у психотерапевта часом? Тогда у тебя алиби.
– Так ты знаешь, как ее зовут? А ты не врешь мне часом, Леша? Все так же в ментовке служишь? – подозрительно спросил Лейкин.
– Да я же тебе сказал: два года как ушел.
– А откуда ты знаешь подробности обоих убийств?
– Да какие подробности? Что ее Лилией звали? Так она же в соседнем подъезде жила!