Но есть и другие причины. Для пионеров главным было не слово, а дело. Это критерий, по которому они судили о человеке. Слова зачастую бывают полной противоположностью делам. Поэтому пионеры относились подозрительно к многословию. Они не считали язык величайшим изобретением человека, с помощью которого он может познавать истину и распространять ее. Скорее они приходили к выводу — увы, так бывает, — что язык — это средство, помогающее человеку лгать. Поэтому они смотрели на любителя поговорить с некоторым недоверием и предпочитали, чтобы за них говорила протянутая папироса. Образ Дарки в рассказе Фрэнка Харди «Дрова» служит характерным проявлением этой тенденции, а также другого стремления — скрыть нежные чувства за грубоватой оболочкой. Дарки как раз принадлежит к тем людям, которые восприняли суровое слово «коббер» («дружище») вместо мягкого— «приятель», чтобы не слишком обнажать свои чувства.
Австралийцы не любят выражать чувства словами, не любят говорить о нежности и любви, поэтому австралий — ским писателям нелегко описывать их переживания. Вспомните, как Достоевский трогает наши сердца нескончаемыми бессвязными излияниями Мармеладова. Ни один австралийский писатель не мог бы воспользоваться этим приемом, ибо ни один австралиец не стал бы так говорить, а если бы и стал, то его слушателям было бы настолько неловко, что они бы даже не посочувствовали ему. Поэтому писателю часто приходится выражать чувства героев в намеках, жестах, отрывочных фразах.
Быть может, я неправ, задумываясь над тем, не трудно ли будет русским читателям воспринимать подтекст этих намеков. Ведь, в конце концов, молчание — великий международный язык. Я вспоминаю некоторые свои встречи с людьми, языка которых я не знал, вспоминаю, насколько наше общение часто бывало глубже оттого, что речь не мешала убедительному языку взглядов.
Я много говорю о чувствах, так как чувства больше всего интересуют австралийского писателя. Он не особенно старается внушить свои идеи, взывать к разуму читателя, но совсем не потому, что он сам недостаточно интеллектуален. Если здесь уместно обобщение, то, пожалуй, можно сказать, что австралийцы обладают острым умом и проницательностью. Австралия, например, дала много крупных ученых в области точных наук, зато ее вклад в развитие более абстрактного мышления весьма незначителен. Если австралийского писателя мало занимают отвлеченные идеи, то это объясняется тем, что он считает своим призванием писать о простом человеке, а простой человек живет скорее чувствами и инстинктом, чем идеями. По этой же причине наши писатели показывают главным образом простые чувства: их не особенно интересуют сложности, изощренность или даже бурные страсти. Самые повседневные проявления товарищества, скромная чуткость, сердечность, не нуждающаяся в словах, — вот их стихия.
И все же мне кажется неправильным заявить бесстрастным языком критика, что австралийские писатели ограничиваются простой зарисовкой характера. Мне бы хотелось и это объяснить на примере.
Австралийцы, заполнявшие трибуны стадионов во время Олимпийских игр, были восторженными и тонкими ценителями спортивного мастерства, так как австралийцы буквально одержимы спортом. Поэтому они восхищались достижениями толкателя ядра О’Брайена, который с удивительной
Грацией и точностью продемонстрировал свою огромную силу и дал максимум возможного; невиданной стремительностью и ловкостью индийских хоккеистов и уверенными, плавными движениями австралийских пловцов. Но самыми бурными аплодисментами они наградили необычайную выдержку Владимира Куца. Они аплодировали с таким жаром не просто победителю и не из‑за того, что восхищались совершенством его стиля, потому что главным здесь был не стиль. Куца полюбили за его необычайную выдержку. Отчасти это объяснялось тем, что австралийцы ценят смелость и выдержку, но здесь было и нечто большее. Благодаря этим чертам характера они почувствовали в нем настоящего человека; они увидели силу его личности, а в спорте, как и во всем другом, австралиец всегда ищет человека, а не просто чемпиона, он радуется проявлению его человеческих качеств. Аплодисменты, которыми наградили Куца, говорили: «Вот настоящий человек».