В одной из игр команда ЧПИ продемонстрировала партнерам фото двух генералов и спросила: «Кто из них Суванна Фума, а кто Фуми Носаван».
Оба они были политическими деятелями и попеременно занимали пост премьер-министра во время гражданской войны в Лаосе после ухода оттуда французов в 1954-м в результате восьмилетней войны в Индокитае. Фокус был в том, что генерал Суванна Фума возглавлял силы, поддерживаемые СССР, а генерал Фуми Носаван, ясное дело, был ставленником американского империализма и агентом ЦРУ. Теперь вообразите себе европейца, пытающегося различить двух лаосских генералов примерно одного возраста в примерно одинаковых мундирах. Игру не остановили, но потом профессора вызвали к члену комиссии в райком партии.
– Вы что этим хотели сказать, молодые люди? Что прогрессивный генерал Суванна Фума ничем не отличается от американской марионетки? – строго спросил член комиссии.
Но профессору показалось, что райкомовец с трудом сдерживает улыбку – далеко не все сотрудники партийных органов были дураками и оголтелыми коммунистами. Профессор тут же нашелся:
– Да что вы, просто мы считаем, что образованный комсомолец должен знать наших союзников и противников в любой стране, в том числе и в лицо.
– Ладно, выкрутился, иди, но больше так не шутите – закроем лавочку, и всё…
В конце третьего курса случился у профессора бурный роман. В ту пору секретарем ректора института работала одна весьма примечательная девушка по имени Валентина. Ее мама была русская, папа был цыган, что сказалось на внешности девушки. Она была жгучей брюнеткой со смуглой кожей и ярко-зелеными глазами. Другой примечательной чертой Вали была тончайшая талия, как у киноактрисы Людмилы Гурченко, за что ее за глаза звали Гурченко.
– Пойди и попроси Гурченко подписать быстрей бумаги у ректора, – говорили между собой студенты и аспиранты.
Валя работала у всех на виду, и студенты, да и аспиранты и молодые преподаватели наперебой подбивали к ней клинья. Но бравому капитану КВН да еще с собственным автомобилем она сдалась быстро. Валя, к некоторому удивлению Игоря, оказалась девственницей, но природные женственность и темперамент за самое короткое время вывели ее на такую высокую орбиту, которой достичь не могли многие опытные дамы разных возрастов, позже встречавшиеся в жизни профессора. Немало способствовал роману и тот факт, что мама Вали служила комендантом всех общежитий ЧПИ, и у нашей пары никогда не было квартирной проблемы – мама давала им ключи от свободных на тот момент комнат во всех корпусах. Это была манна небесная, поскольку в те времена все жили скученно и молодежи, да и не только молодежи, исключительно сложно было найти место для свиданий – пары в гостиницы не допускались, а уральский климат позволял пользоваться природой короткое время в году. Довольно часто бывали случаи, когда парочки уединялись в гаражах (если у одного из партнеров была машина и гараж) и занимались сексом в машинах. Чтобы согреться, они заводили двигатель и надевали на выхлопную трубу шланг, который выводился на улицу. В процессе любви шланг иногда слетал с трубы, и любовники угорали от выхлопных газов.
Валя рассталась с должностью секретаря ректора и перешла работать в институтскую фотокинолабораторию. Здесь у нее было гораздо больше свободного времени и возможностей уходить с работы днем. Лабораторию возглавлял Павел Ильич Лавут – полный тезка администратора Владимира Маяковского, которому поэт посвятил несколько строчек в поэме «Хорошо!». Павел Ильич любил поговорить, поэтому мало кто из его знакомых удерживался от цитаты из поэмы: «Мне рассказывал тихий еврей, Павел Ильич Лавут…»
У Маяковского дальше следовало: «Только что вышел я из дверей, вижу – они плывут…»
Лаборатория была центром тусовки институтских фотолюбителей высокого класса, многие из которых выставлялись на областных и всесоюзных выставках и впоследствии стали всемирно известными фотохудожниками. Профессор был вхож в этот круг, поскольку он по-прежнему занимался, хотя и немного, художественной фотографией и поскольку Павел Ильич хорошо знал его отца.
Роман профессора кончился банально – беременностью Вали в конце четвертого курса. Практика тех времен в таких случаях по отношению к студентам была отработана до зеркального блеска: беременная девушка писала «телегу» в ректорат и институтский комитет комсомола и ждала результата. У студента, в отличие от Ильи Муромца «со товарищи», имевших три варианта дорог, было только два пути: не жениться или жениться. В первом случае его исключали за аморальное поведение из комсомола, затем из института и забирали в армию. Таких смельчаков были единицы. Во втором случае студент покорно женился, но, как правило, такие браки заканчивались разводом после окончания института. «Женитьбозаставительные» публичные процессы на старших курсах шли непрерывно, как суды над врагами народа при товарище Сталине. Любители копаться в интимных и других подробностях пар из студентов и преподавателей могли посещать заседания комитетов комсомола, слушать и выступать в прениях. Как было тогда модно, при этом назначался общественный обвинитель и общественный защитник. Сюжеты часто бывали достойны пера Шекспира или Достоевского. Так, однажды профессор выступал в качестве общественного защитника одногруппника Эдика Онищенко на процессе, где заседание шло без героини – она жила где-то на Украине и в Челябинск не приехала. Невзирая на отчаянные попытки профессора доказать неправомерность такого рассмотрения, Эдик был признан виновным и женился на украинской даме. Жена переехала в Челябинск, и у супругов родилось двое детей. Судьба супруги Эдика и детей впоследствии оказалась совершенно трагической: они поехали в отпуск к родителям и угорели все втроем – мама и дети.