Морфа — ra- в обоих случаях занимает один и тот же квазипорядок (ср. выше, 1.0, также ниже, 4.1) как относительно левой границы словоформы, так и относительно корня (морфа — от-), но порядки у морфы — ra- разные. В (16а) она соотнесена со значением футура, в (16б) — со значением дезидератива, который выражается циркумфиксом:
Возможно сочетание этих двух показателей в составе одной словоформы:
Здесь — ra1 имеет футуральное значение, — ra2- дезидеративное значение.
Аналогичная картина наблюдается в ительменском языке:
В данном случае — al1- имеет значение дезидератива, — аl2— футуральное значение. Они разделены показателем имперфективного вида — qz(u) — и не могут, как в чукотском, занимать смежных позиций.
Такого же рода случай обнаруживается в максимальной модели глагольной группы в изолирующем кхмерском языке: элементарный знак nωη в порядке -18 соотнесен со значением футура, в порядке -5.2 тот же по экспоненту знак является «маркером грамматической связи между служебным глаголом и ядром ГГ» [Дмитренко 1998: 10]. Все эти факты трактуются как омонимия и принципа стабильности не нарушают.
2.2. В то же время могут наблюдаться явления, определяемые как «относительно свободный порядок следования морф» [Асиновский и др. 1987: 42]. Этот случай может быть иллюстрирован данными алеутского языка:
(18а) книгиис хила-ака-ма-ку-x¸
«книгу читать-может-тоже-он»;
(18б) книгиис хила-ма-ака-ку-x¸
«книгу читать-такую-же-может-он».
Элементы — ма- и — ака- меняются местами, меняя при этом значение словоформы, в цепочку которой они входят. В алеутском языке это далеко не единственный случай. Как явствует из максимальной модели глагольной словоформы, три порядка (12, 15, 21) могут быть заполнены морфемами со значением фазовости, потенциальности, интенциальности в свободной последовательности, определяемой намерением говорящего, в зависимости от семантического устройства словоформы. Эти факты «дают основания для сближения морфологической структуры слова с семантической структурой предложения» [Головко 1984: 12]. Важно, что значение перечисленных морфем (в (18) их представляет суффикс — ока- «мочь/долженствовать») не меняется с меной их позиции в словоформе. То же можно сказать о суффиксе — л/а-, который в (18а) занимает порядок 22, а в (18) — порядок 9: его значение в принципе инвариантно («тоже», «такой же»), хотя и приобретает в разных позициях собственные оттенки.
И в данном случае, как кажется, можно констатировать, что принцип стабильности в общем не нарушается. «Относительная свобода следования морф» ограничена точно названными участками цепочки, получает разумное и достаточное объяснение. Подобные вещи, по-видимому, возможны только в языках, где слово (а) всегда начинается с корня, (б) композиция запрещена (ср. выше 0.3, 0.4). Подобные языки принято называть «полисинтетическими», но этот термин, как и «инкорпорирующие», типологической характеристикой не является.
3.1. Что касается постулата 1.1.4 (см. 1.1), то его можно переформулировать так: теряя свою позицию, элементарный знак теряет и свое значение, которое он имел в данной позиции. Сохранение значения при перемене позиции характерно, как мы видели на примере алеутского языка, только для морфем необязательных порядков. Обязательные морфемы, входящие в минимальную модель словоформы (ср. выше, 1.2), имеют в цепочке словоформы стабильные позиции. Сдвинуться они могут только в одну из необязательных позиций, ср. данные финского языка:
(19а) oike-us «право» →
(19б) oike-ude-n (форма родительного падежа) →
(19в) oike-ude-n-muka-isu-us «справедливость» →
(19 г) oike-ude-n-muka-isu-ude-n (форма родительного падежа).
Морфологический сегмент — n, соотносимый со значением генитива, имеет это значение только в правой терминальной позиции, ср. (19б), (19 г). В композитных словоформах (19в), (19 г) — n, разумеется, генитивного значения не имеет.
Вот еще один пример, из русского языка: