— Ннет. — Едва только и смог выдавить из себя наш герой.
Дальнейший допрос не состоялся, потому что, гремя сапогами в помещение, ворвался еще один воин, прямая противоположность сидящему рядом. Огромных размеров молодой мужчина, лет тридцати, с русой шевелюрой, постриженных под «горшок» волос, с подернутым легкими морщинами лбом, карими умными глазами, прямым носом и аккуратной бородкой, окружающей, вместе с постриженными усами, пухлые губы. Одетый в кожаную, серую безрукавку, подчеркивающую фактурность налитого мышцами тела, и в такого же цвета штаны-галифе, заправленные в черные сапоги. Оружия не было никакого.
— Как он? — Легкий, приятный баритон задал вопрос квадратному, но взгляд был направлен на Федограна, внимательно изучая растерянное лицо парня.
— Очухался вроде. Пить просит. — Скамья качнулась, жалобно скрипнув, освобождаясь от тяжелого тела, которое вытянулось по стойке смирно, рядом.
— Хорошо, веди его к Щербатому, пусть посмотрит, а потом ко мне. Все вместе приходите. И пусть волхв идет и не выкобенивается. Оборотню пока ни слова. Пусть думает, что его брат — названный в беспамятстве, пребывает. Важно это. — И развернувшись, быстро вышел в светящейся проем открытой двери.
— Ну пойдем, милок. Посмотрим тебя. Не волнуйся ты так. Знахарь у нас хороший. Сразу все видит. Всю правду скажет. Ничего от него не скроешь. — Елей, как догадался Федор, зовут его нового знакомого, смотрел так, словно предупреждал: «Колись, пока не поздно, всеравно все узнаю, и не обижайся потом»
Стояло солнечное утро. Еще не успевший прогреться, утренний ветер приятно гладил кожу. Стоявший напротив низенький седой дедок, со всклоченными волосами и такой же, торчащей в разные стороны бородой, что-то бубнил, невидимыми под растительностью ртом, и изображал театральные пассы иллюзиониста, перед лицом Федора, худыми скрюченными в артрозе руками, торчащими из под засаленного, темно-зеленого кейпа (накидка на плечи без рукавов), спускающегося до земли, и скрывающего ноги
— Нормально все с ним. Очухался, как я и говорил. Панику только зря подняли. Напоите, а то сейчас снова в обморок грохнется. То на него зелье снотворное так подействовало, да морок наложенный. Сильный кстати морок, кто и сподобился так постараться, не знаю. Нет в округе таких ведунов.
— Ты это, Щербатый. Надо к Митрохе идти. Зовет он. — Елей неуверенно посмотрел в глаза деда. — Ты как? Пойдешь?
— Куда-ж деваться. — вздохнул тот. — Коль воевода зовет идтись надобно, да и не отвяжется он. Пошли ужо.
Федору сунули в руки кружку с ледяной водой, и все ждали, когда он напьется, а потом, повели в терем воеводы.
«А дедок — то этот непрост. Вон как перед ним Елей стелился. Видно, что боится. Интересно, а кто он, этот Елей. Вот не верится мне, что простой стражник. Как-то он не по-простецки себя ведет, хоть и прикидывается таким добрым отцом-командиром. Надо с ним поосторожнее быть.» — Думал Федор, рассматривая квадратную спину, идущего впереди него воина: «Да и вообще поаккуратнее надо быть. Дурачка включить, и знать ничего не знаю и ведать не ведаю».
У входа в терем воеводы, сидели на высоких ступенях крыльца два воина в кожаных доспехах, но без шлемов. При приближении экскорта, сопровождающего нашего героя, они встали, подняв наконечниками в верх длинные копья, и молча распахнули двустворчатые массивные двери, тем самым приглашая проходить внутрь.
За овальным столом сидел тот самый молодой мужчина, который последним приходил к Федору, и угрюмо рассматривал входящих в помещение посетителей. Как догадался юноша, это и был воевода Митроха.
— Пришли мы, Митрох. — Доложил квадратный.
«Вон оно как, оказывается они его Митрохой только за глаза зовут, а так-то он воевода — Митрох. Надо запомнить и не опростоволосится.» — Подумал парень, стоя под сканирующим его, суровым взглядом.
— Присаживайтесь, поговорим.
Устроившись на высоком стуле, за овальным столом напротив воеводы, Федор окинул взглядом помещение. Просторное. Светлое. Окна распахнуты настежь, сквозняков тут никто не боится, шлифованные бревенчатые некрашеные, и потемневшие от времени, стены с затушенными факелами, высокие дощатые потолки. В углу, прислоненное копье, седло, с брошенными на него доспехами и мечем. Ничего лишнего. Жилище воина-холостяка, мало заботящегося о комфорте.
— Кто же ты такой? Найденыш — Федогран. Названный брат оборотня. — Произнес задумчиво воевода, отвлекая парня от рассматривания помещения и постукивая пальцами по крышке стола. — И кто же тобой так интересуется, что не постеснялся ворожить в моем городе? Не нравится мне это. Давай-ка, рассказывай всю правду. Но только не ври.
Но как тут не врать? Дед Чащун запретил рассказывать правду. Что делать, пришлось излагать легенду о болезни и амнезии.
— Да уж. — Усмехнулся воевода. — Из всего, что я услышал, только про Духа Жизни истина, остальное ложь. Выгнал бы я тебя из города, но смущает одно обстоятельство. Вул то же самое брешет, а вот для оборотня обман равносилен смерти. Только очень серьезные причины могли его заставить поступить так. Не нравится мне это. Но и Чащуну я отказать не могу. — Он задумался. — Где свиток, что ты мне нес?
Федор опустил голову и покраснел.
— Нет его. Или потерял, или украли.
— Рассказывай, что помнишь. После того как Вул ушел, что с тобой приключилось?
— Девушка ко мне подсела, я даже рассмотреть не успел. Все быстро случилось. Кружка с тем пойлом сама в руках оказалась. Только глаза зеленые помню, больше ничего.
— А свидетели говорят, что к тебе незнакомый дед подсел, таких еще ходоками зовут, и вы с ним обнялись как старые знакомые. Что на это ответишь? — Встрял в разговор Елей.
— Говорю же девушка была. — Набычился Федогран. — Не было никакого деда.
— Морок это. — Глухо прозвучал голос знахаря. — Очень сильный морок. А зеленые глаза, верный признак кромочника. Ты зрачков не разглядел случаем? Хоть немного было бы понятнее, с чем дело имеем.
— Нет. — Мотнул головой парень. — Не помню я. А кто такой, этот кромочник?
— Вот наглец. — Рассмеялся Щербатый. — Его тут пытают, а он вопросы задает. Но хотя, что я от воспитанника Чащуна, другого мог ожидать. Сам наглый и ученики такие же.
— Кромочники — это те, кого за Калинов мост не пустили. — Пояснил Елей. — Маются теперь. В Яви жизнь завершили, а в Правь не пускают.
В помещение, резко ворвался, переругивающийся с охранниками, Вул. Резко остановившись на входе, дальше степенно подошел к столу, склонив голову в приветствии, и как бы мимоходом, отвесив подзатыльник Фёдору, спросил разрешение присесть у воеводы. Тот, поначалу обескураженный подобным появлением, мотнул головой, в знак согласия, и вдруг залился веселым смехом, тыкая в оборотня пальцем:
— Вот это я понимаю старший брат!
Федогран взорвался. Сам от себя такого не ожидал. Злость вскипела внутри, разбудив, наконец, дремавшую там гордость. Он вдруг отчетливо осознал, что он так и останется ничтожеством в глазах оборотня, и остальных, пока сам себя не изменит. Пока не перестанет всего на свете боятся. Пусть лучше его сейчас убьют, чем от стерпит молча этот подзатыльник. Он вдруг почувствовал в сердце, забурлившую яростью, кровь предка. И кинулся в драку. Прямо со стула прыгнул на садящегося, и не ожидающего от него такого поступка оборотня. И достиг успеха, свалив того на пол, и рухнув на него сверху, вцепившись пальцами в горло.
Оборотень совершенно не сопротивлялся, он смотрел ему в глаза с удивлением и какой-то затаенной надеждой, даже можно сказать с восхищением. Пальцы парня, как он не старался, не смогли продавить налитое стальными мышцами горло. Слишком был физически слаб воспитанник цивилизованного мира, перед мощью дикой, первозданной природы. Когда, его красного, всклоченного, тяжело дышащего, и рычащего, оторвали от Вула, тот улыбался. Это казалось странным и противоестественным, ведь только что, его могли убить, а он радуется. Что-то тут не так.
— А ведь он бо-ярый. — Произнес, восхищенно, оттащивший от оборотня, и державший, продолжавшего сотрясаться и рычать яростью, парня, Елей. — Он ведь ровня тебе, Митрох. Поцелуй меня Морена, если это не так.