Федогран сделал последний рывок.
Глава 24 Навьи
Боль прострелила руку электрическим разрядом, в глазах потемнело, а ноги перестали слушаться и начали быстро неметь, продвигаясь волной от кончиков пальцев, все выше и выше, охватывая бесчувствием тело. Еще немного, и Федор превратится в безвольное, хлопающее глазами растение.
Он сделал последнее что от него требовалось, уже практически ватной рукой рванул на себя, срывая полыхающий, слепящий ярким светом цветок, и упал в изнеможении, сначала на колени, а затем перекатившись на спину, и застыл пластмассовой куклой, устремив к черному небу стеклянные глаза.
Резкий пронзительный крик умирающего невидимого, существа, прокатился по поляне, словно сам воздух завыл, прощаясь с жизнью. Сет погас, погрузив округу в непроглядный мрак. И наступила могильная тишина.
Жизнь медленно возвращалась в тело, покалывая по коже иголочками нервов. Стали проявляться исчезнувшие до этого звезды и на их фоне, расплывчатый силуэт лица Бера, что-то беззвучно кричащего открывающимся немым провалом рта. Пощечина сотрясла безвольно мотающуюся голову. Одна. Вторая. В пустые легкие вместе с криком и болью ворвался тягучий наполненный ароматом хвои, лесной воздух, и мир наполнился цветом и звуком.
— Ну наконец-то! — Зазвучал взволнованный голос друга, и Федор, со стоном, сел, вытянув ноги. — Ну и напугал ты нас, брат.
— Рассказывай скорее, что там было? — Шишок, мгновенно взобравшийся на плечо, задергал за ухо, с любопытством пытаясь заглянуть в глаза. — Не томи, сгорю от любопытства.
— Ужас там был. — Буркнул пересохшим ртом Федогран. — Попить дайте.
Одним глотком выпив половину протянутой медведем кожаной фляги, парень наконец ощутил, что жизнь возвращается в тело. Не торопясь, сделал еще один глоток.
— Давай. Скорее рассказывай. — Суетился Илька, топчась на плече. — Не тяни.
— Заткнись. — Рявкнул на него наш герой, и разжал ладонь, в которой должен был быть зажат цветок папоротника. Вздох разочарования сорвался с губ. Цветка не было. Он поднял виноватые глаза. Как же так? Столько пережить, пройти через ад, и ради чего. Жуткая обида на такую несправедливость сдавила грудь. Неужели все зря.
— Не смог? — Бер, толи задал вопрос, то ли констатировал факт. — Обидно.
— Я сорвал. — Федор, не отрываясь смотрел на пустую ладонь. — Я чувствовал его прикосновение. Оно как удар молнии. Я слышал его предсмертный крик. Почему… — Он не договорил и поднял глаза. — Почему его нет?
Случайно, краем глаза, он заметил в ночной темноте что-то необычное. Повернул голову. Так и есть, не померещилось. Толщиной с паутину, едва заметная сверкающая нить света убегала, прерываясь местами, в глубь леса. Осознание, что это такое, всколыхнуло уже отчаявшегося парня.
— У нас получилось, воскликнул он, и вскочил на ноги, едва не сбросив с плеча шишка. — Я вижу путь. Я знаю куда идти.
— А я не вижу. — С обидой в голосе заворчал, вцепившийся в рубаху на плече коротышка. — Не скачи так и не ори, я едва не упал.
— И я, тоже не вижу. — Завращал головой Бер, приглядываясь и щуря глаза. — Куда смотреть-то? — Федор протянул руку. — Нет, всеравно ничего не вижу. Идти сам. Сможешь? Или тебя нести надо? — Он сказал это так, что стало совершенно понятно, что медведь готов взвалить на плече друга и нести столько, сколько понадобится.
— Смогу. — Уверенно мотнул головой Федор.
Здоровяк протянул руку, помогая подняться, и улыбнулся.
— Тогда веди.
Тонкая паутинка света, указывающая путь, не собиралась выбирать дороги ради комфортного путешествия. Она ныряла под поваленные деревья, перепрыгивала через колючие кустарники, перелетала через бурлящие ручьи, шла напрямую через болота, через чвакающую, пузырями топь.
В трясине едва не утонул Бер, которого, уже начавшего захлёбываться, вытащил с помощью срубленной неподалеку молодой березки Федор, но оступившись сам едва не провалился в воняющую сероводородом жижу.
Они шли всю ночь, ведя лошадей на поводу, и боясь потерять тонкую, светящуюся, едва пульсирующую нить из виду. Через лес, через степь, и снова через лес, через топь болот и снова в непроходимые чащи елового бурелома.
Наконец, когда край неба окрасился едва розовой ниткой восходящего, пробуждающегося от сна бога солнца — Ярила, след цветка папоротника привел их к самому подножью гор, к высокой отвесной, неприступной скале, на которую невозможно было подняться, но тут словно сжалившись над измученными путниками, мерцающий проводник провел их по козьей тропе в обход.
Мрачный зев черного провала пещеры в неприступном, взметнувшимся к небесам граните, открылся перед ними сразу за поворотом, за каменным завалом сошедшего недавно оползня. Первым нырнул Илька, но спустя мгновение, выскочил с выпученными от ужаса глазами.
— Они там! — Зачастил он, нервно оглядываясь назад. — Сидят разговаривают.
— Кто. — Спросил Бер недоуменно, с присущем ему невозмутимым видом посмотрев на шишка.
— Навьи, конечно, кто еще, там может быть, что тут непонятного. Они же клад охраняют.
— Ааа… — Протянул медведь. Так бы и говорил. — Он хрустнул позвонками, устало потянув спину. — Чего тогда раскричался-то? Мы вроде их и искали? Пойдем посмотрим, что это за навьи такие, а то много слышал о них сказок, а видеть еще не видывал. Интересно мне.
Он неторопливо протиснулся в лаз, цепляясь широкими плечами края холодного камня, и растворился в темноте пещеры. Шишок нырнул за ним следом, мотнув головой Федору, приглашая следовать за ними. Но тот спешить не стал. Кто его знает, что ждет внутри? Он, не торопясь поправил кольчугу, подтянул ремни шлема на подбородке, перевязав потуже узлы. Отвязал ножны, и отбросил в сторону обнажив меч, и только тогда последовал за друзьями.
Выеденная в граните временем, ветрами и водой дорога петляла тесной змеей в непроницаемой темноте. Ощупывая руками камень холодных и влажных, покрытых скользкой плесенью стен, осторожно переставляя ноги, наш герой продвигался вперед. Чем дальше он заходил, тем глубже могильный холод, проникал в душу, пытаясь заморозить сердце, тем сильнее холодный разум кричал: «Беги! Здесь живет смерть!». Но долг и честь отогревали холод, и он шел вперед. Все глубже и глубже проникая в чрево горы. Тусклое пятно света за спиной давно скрылось за изгибом каменной кишки, оторвав нашего героя от действительности…
Но вот, за очередным поворотом, мелькнул еле заметный огонек, и тропа пошла резко под уклон, стало сразу заметно светлее. Вот он наконец, входит в сокровищницу Морены, охраняемую ее верными, неупокоенными душами. Федор кошачьим мягким шагом, так как учил его когда-то Яробуд, выставив изготовленный для атаки меч, ступил в освещаемый двумя факелами зал.
В мрачном склепе, с тающими в неизвестности невидимого свода стенами, стояли две девушки, а напротив них, с видом оглушенных от свалившегося на них счастья, двое его друзей, с открытыми ртами, и капающей из уголков губ слюной. Они влюбленными, пожирающими глазами, смотрели на объекты своей страсти, и покачивались, словно травинки на ветру.
Две рыжеволосые красавицы близняшки, с зелеными колдовскими глазами, яркими сочными губами, и острыми, слегка напоминающими клюв хищной птицы носами, совершено не портящими их облик, встретили нашего героя обворожительными улыбками. Если бы не всплывший в ту же секунду в его памяти облик Алины, то он бы моментально влюбился сам, в эти волшебные, стройные создания, укутанные черными кожаными плащами. Это были нави — верные слуги богини смерти, и они его ждали.
— Вот наконец и пришел наш герой. — Словно песня соловья прозвучал голос одной из них. — Мы уже заждались, и истомились. Зачем ты прислал этих двух никчемных созданий нам с сестрой? Мы сегодня не голодны, один из забредших сюда охотников накормил нас. — Они синхронно кивнули куда-то в сторону, где, внезапно осветившись направленным лучом света факела, появился сидящий улыбающийся провалом отвисшей челюсти, скелет человека. — Но всеравно мы благодарны за заботу. Проходи, порадуй нас разговором.