Выбрать главу

Гонки можно считать завершенными, тем более — надвигались тучки, уральская погода собиралась преподнести очередной сюрприз. Я загреб призовой фонд и припрятал "деревянные" в карман.

— Это не честно, — подошел казах.

— Это еще с чего? — поинтересовался я.

— Все честно, — авторитетно заверил Паша.

Хозяин автомобиля с лейблом "KZ" проявил верх нетактичности, усомнившись в Пашиной правоте. Расинг — это расинг, и законодателем здесь является Лига. Обычно слово президента ЛЛАС ставит точку в любом споре. Обычно, но не сейчас. Залетный совершил ошибку, придя в чужую мечеть со своим Кораном.

— Расинг — это расинг, — заявил новенький. — Замусорить — дело нехитрое. А попробуй меня на прямой сделать.

— Чего? — я занес руку, готовясь если не на прямой, то хоть прямым сделать засранца.

Подумать только! Какой-то КЗ будет меня лечить! Да я сам его вылечу, не для того я с восьми лет кик-боксингом занимался, чтобы курить в сторонке, когда какой-то залетный гад меня лечит. Захочет — пущай ребят своих приводит, я тоже не лаптем делан. Поиграем в стенка-на-стенку, посмотрим, кто кого.

— Тихо, — Паша перехватил мою руку. — Ша, я сказал! Баста. Ты что-то предлагаешь? — осведомился он у казаха.

— Да, — кивнул тот. — Только мы двое, отсюда — и до конца проспекта, без перекрытия движения. Сколько там у тебя? Восемь сотен? Я ставлю столько же. Победитель забирает все — по рукам?

— Да пошел ты, — буркнул я.

— Подожди ты, — тихо произнес тезка, взяв меня за локоть. — Посмотри на его лапти.

Лапти? Я перевел взгляд на семнадцатидюймовую резину адской машины. Слики как слики. Что я, сликов не видел? Слики! Ну, конечно! С неба уже падали первые капли, и минут через десять асфальт для него превратиться в самый настоящий каток! Сцепление с дорогой будет нулевое. Главное — протянуть эти десять минут. И тут на выручку снова пришел Пчелкин.

— Мы с Аллой поедем на финиш, — предложил Саша. — Чтобы все было честно.

— Правильно, — кивнул Паша. — Чтобы все было честно, — многозначительно повторил он.

Казах открыл было рот, но понял, что его возражения не имеют никакого значения. Сам же хотел, чтобы все было честно — вот и получай. Запасной комплект резины в дрэгстере предусмотреть как-то не догадались.

В пользу заезда можно привести еще одно соображение: зачем строить спорт-кар, если ни разу не погонять его в экстремальных режимах? Так что предстоящая гонка должна разрешить еще один вопрос: зря я влупил в выкидыш отечественного автопрома пять сотен тысяч отечественных же рублей, или нет? Очень хотелось надеяться на второе, а дальше — Бог рассудит. На то он и Бог.

Тезка с Аллой укатил туда, где по его разумению должен находиться финиш. Я нервно курил сигарету за сигаретой. Прошло не больше десяти минут, а я успел прикончить целых три Captain Black. Казах, спрятавшись от крупных капель дождя в своей 2108, так же проявлял некоторое беспокойство. Дорога, покрытая пленкой воды, была явно не в его пользу.

Вот Паша, несмотря на ливень стоявший посреди открытого пространства, достал из кармана мобильник, поднес его к уху, бросил пару фраз и махнул дуэлянтам.

— Значит так, — начал свою речь президент ЛЛАС. — Значит так… Саша ждет вас у главной проходной ЧТЗ, дальше ехать бессмысленно, говорит, дороги совсем нет. Соответственно, там и финиш. Готовы?

— Подожди, — подбежала Лена. — Козел! — девушка залепила мне звонкую пощечину.

За что? Ах, да, вспомнил. Быстро, однако, до нее доходило. Что тут можно сказать? Все люди на восемьдесят процентов состоят из жидкости, но некоторые — из тормозной. В другое время я бы провел с ней воспитательную беседу, но сейчас некогда. Черный болид уже занял место на старте. Ну, на войне — как на войне. Я тоже подкатил свою малышку к зебре перехода.

Паша сказал что-то Лене, и вышел на середину дороги. Похоже, старт отдаст именно он. Что же, соответствует моменту. Стараясь не думать о том, что серьезнее соперника у меня еще не было, я поиграл педалью газа, подбросив несколько раз стрелу тахометра. Похоже, единственным, кто сохранял спокойствие в сложившейся ситуации, был Михо. Он равнодушно смотрел на крышку бардачка стеклянными глазами, и ни о чем не волновался. То ли был уверен в моей победе, то ли наоборот — в моем поражении. Выяснить его точку зрения не представлялось возможным, Шпалерадзе в жизни не проронил ни слова, и сейчас не собирался.