— Мне следовало добавить ещё несколько нелицеприятных эпитетов, но лишь мои манеры сдерживают меня! — криком ответил Мойран, а руки его затряслись от едва сдерживаемого гнева. — Ты и сам знаешь, что он сделал!
— Мойран… — предостерегающее произнёс Леман Русс, но было поздно.
— Почему вы все игнорируете это?! Все делаете вид, что нас девятнадцать?! Скажи мне, Русс, скажи мне почему ты ни разу не интересовался делами второго легиона?!
— Мойран, остановись.
— Почему несмотря на всё случившееся, они не достойны и капли твоего внимания?! Почему даже о нас вы хотя бы говорите с презрением, но так упорно делаете вид, что второго легиона не существует?!
— Мойран!
— Чем они заслужили такое отношение?! Неужели бредни Малкадора для тебя важнее, чем родная кровь?!
— МОЙРАН!!!
— СКАЖИ МНЕ ЭТО В ЛИЦО, РУСС!!! СКАЖИ, ЧТО ТЫ ПРОСТО ТАКОЙ ЖЕ ЛИЦЕМЕР, КАК И ВСЕ ОНИ!!! КАК И ТОТ, КОГО ТЫ СЧИТАЕШЬ ВЕЛИЧАЙШИМ И ДОСТОЙНЕЙШИМ, НО ЧЬЯ ВОЛЯ РАЗРУШИЛА СУДЬБЫ ЕГО ЖЕ СЫНОВЕЙ!!! ПРИЗНАЙСЯ ХОТЯ БЫ СЕБЕ И ПРИ СЛЕДУЮЩЕЙ ВСТРЕЧЕ С ЭТИМ ПОДЛЕЦОМ, СПРОСИ ЧТО СТАЛО С ЭРДОЙ!!!
Глаза Мойрана не успели заметить движений Русса, однако боевое чутьё заставило использовать все свои психические силы. В одно мгновение Русс оказался в упор к Мойрану, взглядом смотря на своего брата, что был чуть ниже ростом. И хоть оружия Русс не достал, но он был готов голыми руками вырвать язык своему брату за подобные речи. Как и Мойран это понимал, застыв в ментальном выпаде.
И всё же Русс не нанёс удара. Ему было невероятно больно слышать эти слова и чувствовать как незримое поле невероятного могущества, которое простиралось сквозь пустоту и эпицентром которого был единственный корабль второго легиона. Но всё же Русс хоть и был вспыльчивым, но к родной крови относился с куда большим трепетом, чем любой из других примархов.
Он не смог напасть на Мойрана, который не собирался бить первым, так ещё и был прав, что заставляло душу Русса выть об бессилия. Одиннадцатый легион всегда считался каким-то странным и проблемным, то ксенотех притащат на корабль, то вот с тёмными артефактами играться начнут. Второй же легион считался просто ошибкой. Ошибкой и позором, существование которой не желал признавать Император, игнорируя проблемы, зовы о помощи и даже само существование второго легиона.
Трагичной и несправедливой была судьба второго легиона, виновного в самом факте своего существования.
— Вы свободы, — войдя в мою каюту произнёс офицер. — Космические Волки покинули "Фортуну".
— Серьёзно? — удивился я, вставая со своей довольно роскошной кровати, ведь всё же я был дворянином и содержали меня в плену со всеми удобствами, как и других скорее заключили под домашний арест, закинув лишь самых буйных в карцер.
— Не расслабляйтесь, господин Мордред. Смею заверить, что Адам и Геральдия рассказали очень много… спорного. Вам ещё придётся ответить перед примархом Мойраном или его представителем. Впрочем, ваша откровенность и честность играет вам на руку. Вы правильно сделали, что признались в случившемся.
— А смысл врать, лучше умереть во имя Человечества, чем жить ради себя.
Офицер кивнул, после чего покинул мою каюту. Я же решил прогуляться. Хоть моя судьба всё ещё была не определена, но… опасным меня видимо не считали, так что наслажусь мнимой свободой напоследок перед казнью за устроенную на ложе резню.
Правда куда сходить я не знал, ведь на корабле стало пустовато. Большинство участников ложи оказались перебиты, посещать ангар Рыцарей мне было всё ещё запрещено, как и в оружейную и тир я решил не соваться, чтобы не напрягать следящих за мной солдат. Да уж, было неприятно понимать, что окружение считало меня если не врагом, то как минимум угрозой или бомбой замедленного действия. Слухи расползлись слишком быстро.
Также существенно упала репутация Мойрана, который допустил подобное. Ещё меньше одобрения вызвало отстранение Шая от командования первой роты. Он фактически предал Мойрана, раскрыв все тайны собственного легиона и подставив своих братьев. Однако многие видели в этом поступке разумную рациональность, также его поддержали члены культа божественности Императора.
Но Шай ушёл тихо, молча, не став консолидировать вокруг себя товарищей. Ему тоже нелегко далось подобное решение и наказание отца он воспринял довольно болезненно. Да, об этом никто даже не подумал, что грозный и суровый капитан первой роты, Шай, который всегда жёстко следил за субординацией и не заводил дружеских отношений, не имел никаких трофеев и вообще напоминал скорее машину, оказался ранен до глубины души решением своего отца. Однако это было так и я это понимал куда лучше, ведь уже знал, что не такие уж и идеальные эти астартес.
В своём стремлении стать идеальными, лишённые друзей и семей, они лишь гиперкомпенсировали всё это братскими узами и видели в своих примархах полубогов. Для большинства космодесантников их примарх был даже выше Императора и важнее Человечества. Как и ради собственного брата они готовы были отдать в жертву сотни других астартес. Хотя бывали и исключения.
Так или иначе, блуждая по отсекам я вышел на полуразрушенную зону отдыха, где находилось витражное окно и раньше проходили наши официальные собрания ложи. Здесь никого не было, кроме Шая, что меня удивило. Обычно он никогда здесь не появлялся, хотя наверное приглядывал за нами, ведь он первым добрался до нас в день бойни, а значит и находился ближе других.
Разумеется Шай заметил меня, ведь его чувства были обострены, однако он продолжал молча смотреть на пульсирующую во тьме звезду.
— Это импульсное решение. Скоро ты снова станешь капитаном первой роты и его правой рукой, — произнёс я, прекрасно зная, что лежит на душе Шая.
— Не стану, — спустя недолгую паузу размеренно и с фатализмом произнёс Шай.
— Я считаю иначе, ты долго верой и правдой служил легиону. И даже если счесть этот поступок ошибкой, то за одну её подобное наказание…
— Дело не в этом, — покачал головой Шай. — Император уже в пути. Наш легион облажался. Мы и так не были самыми эффективными, а после таких потерь… Император ценит исполнительность. Кроме того из-за этого позора на него снова станет давить Малкадор.
— Малкадор? Неужели кто-то смеет давить на самого Императора?
— Малкадор один из столпов, на котором держится Империум. Благодаря ему эта неуклюжая машина функционирует. Он является ближайшим другом Императора, а также нашим мудрым наставником. Он словно наш… дядя. Правда сам он в этом нам никогда не признавался, отрицая какую-либо привязанность и заставляя отринуть мирские чувства и самого Императора. Император должен быть лидером Человечества, а не отцом. Тяжело ему наверное, а может… может зря мы считаем, что в столь Великом ещё осталось хоть какое-то подобие человечности.
— Император же всё делает ради Человечества, разве можно его упрекать в отсутствии человечности?
— Скажи мне, Мордред, мать собственноручно перерезавшая глотку собственному ребёнку будет в твоём понимании обладать человеченостью? А если она сделает это ради спасения двух других детей? Не своих, чужих? Ты ничего не знаешь о человечности, потому что молод. Как и понять Императора и любого другого бессмертного просто не сможешь, ведь мыслишь изначально в рамках своего столь малого опыта и мнишь о том, что с вечной жизнью сможешь всё изменить и никогда не падёшь столь низко, что чужие жизни для тебя перестанут играть хоть какую-то роль. Останутся только цели и букашки, которые называются людьми. Впрочем, это и означает ту самую человечность, уверенно делать выводы о том, чего даже понять не можешь в силу узости собственного мышления.
— А что ты скажешь о себе?
— Что я ничем не лучше. Разве что в отличие от проживших меньше века людей могу узреть часть той бездны, которая следует за тысячелетиями жизни. Тысячелетиями, но не десятками тысяч лет и уж тем более не вечности, на протяжении которой эта пульсирующая звезда сияет на небесах бессчётного числа планет.