А когда доходило до дела, то потерявший всякий страх к смерти гвардеец Корпуса Смерти, превращал не просто в холодный и точный инструмент, но и сгусток невероятного рвения, которого можно было достичь лишь с помощью одновременного использования тотальной индоктринации и религиозности. И всё это снизошло на меня словно разразившийся средь бела дня град.
Каждый из нас был проектом Крига, в каждого из нас закладывали тысячи и миллионы предпосылок, что должны были сыграть свою роль в этот момент. И поэтому даже с разорванными ногами кадеты ползли и устрашающе вопили, даже вдыхая радиационную пыль через расплавившийся противогаз, они не оставляли попытки выполнить приказ и казалось даже смерть здесь проигрывала, ведь ничто не могло сломить тех, кого сломали сотни раз раньше и из осколков создали пугающее совершенство.
— ПЕРЕ… КОНТР… ПЛЕНИЕ!!! — прерывистый голос донёсся из вокс-ранца, лежащего рядом с телом сержанта.
Точечно вёл стрельбу Тихий, работая из-за угла блиндажа, к которому отступил. Он добивал тех, кого я обездвижил и в это же время, добравшись до НЗ и вскрыв ящик с гранатами, метал осколочную смерть Криворукий. Он даже не выглядывал из траншеи и просто соединял запал и взрывчатку, выдёргивал чеку и отправлял гранаты в сторону врага.
Наша оборона дрогнула, потеряла целостность, но и штурмовая группа подошла к концу, дав мгновение на передышку. Лишь мгновение, ведь к нам уже мчался новый отряд, не давая возможности ни перегруппироваться, ни на зализывание ран. Бесконечная война на истощение, так воевал Криг не щадя ни техники, ни пехоты.
Батарея лазгана истощилась после третьего выстрела в упавшего, но не потерявшего желание меня убить врага. Так много трупов было вокруг… за эти жалкие крохи территорий столько погибло. И ведь вне зависимости от итога они так и останутся принадлежать Кригу и Империуму, что превращало происходящее ещё в большее безумие. Но хор стали и огня снова заревел над моей головой.
«Махарий» был всё ближе и казалось ничто не могло его остановить. Сквозь рёв его двигателя я уже слышал грохот сапог нового штурмового отряда. Но хоть и погиб сержант, но последние наиважнейшие сведенья он отдать успел передать. Враг был в упоре, позицию удержать было невозможно, а значит из этой ситуации был только один выход достойный настоящего солдата и уж тем более будущего гвардейца.
Свист десятков снарядов стремился уничтожить боевой дух врагов, идущих в наступление врагов. И если бы мы сражались не против таких же как мы, то может быть наступление и захлебнулось в этот момент. Но даже когда снаряды разорвали гусеницы танка, а затем градом начали разрывать броню, когда прямое попадание пробило командирскую башенку и разорвало экипаж… то сквозь взрывы, перепрыгивая через труп товарищей, в бой продолжали идти волнами все остальные.
При всём этом наступление не было идеальным. Некоторые в этот момент сломались, другие очень странно себя вели, тогда я ещё не понимал в чём именно была проблема, списал всё на то, что командование просто столкнуло недостойных с целью сократить их численностью и прямым боем дать выжившим бесценный опыт, которые сделает их достойным права называться гвардейцем. Да, такое жестокое сражение выходило за многие рамки, но порой приходилось прибегать и к таким методам. Впрочем, даже командование было удивленно подобному приказу и лишь высшее руководство знало или пока что догадывалось о настоящих причинах случившегося.
Так или иначе мне о таком думать было некогда, ведь прямо в траншею ко мне залетел враг. Именно залетел, чтобы ни секунды больше не находится на открытой местности, по которой лупила наша артиллерия. Сразу же он перегруппировался, попробовал навести на меня ствол, но было поздно.
Я мгновенно сделал к нему рывок, попутно выбросив лазган, к которому я из-за не успел примкнуть штык из-за неожиданной атаки и после работы за миномётом. Досадная оплошность, впрочем, Криг обучал своих гвардейцев крайне жестокой и по некоторому мнению невероятно кровожадной тактике ближнего боя. Из-за этого враги даже не пытались брать в плен, ведь оставшись без лазгана, без гранат и без штык ножа, Криговец всё равно бросался на противника, так ещё и зачастую побеждал тех, кто орудовал примкнутым штыком.
Отработанным рефлексом я просто схватил ствол лазгана и отвёл его в сторону, после чего посмотрел прямо в чёрные от грязи стёкла противогаза. А затем моя пехотная лопатка и заточенная с рубящей стороны, с мерзким хлипом вонзилась в плоть между плечом и шеей. Тут же хлынула горячая кровь, я начал валить врага, а затем нанёс ещё один удар, в этот раз уже точно в шею, превратив ту в месиво.