А если б она не упала? Если бы уплыла… прочь?
Окна у Лоры глядели не на горы, а на центр — на муравейник из стали и песчаника, на бумажный силуэт горизонта, на город, что извечно стирал и переписывал сам себя. Холодный город, дышит па`ром. Город гендиректоров и инвестиций, офисов нефтяных компаний, прячущихся за стеклянными завесами.
Она умела набросать график колебаний цен на нефть, просто глядя из окна спальни на вращение подъемных кранов. Когда баррель падал ниже некой магической отметки, краны замедлялись. Потом застывали. А когда цена повышалась, краны просыпались снова, принимались крутиться. Быстрее и быстрее.
Сердце Нового Запада. Вот как называли этот город. Если смотреть отсюда, он и впрямь бился сердцем, как в кино рапидом — дорожное движение пульсировало в аортах проспектов.
Внизу по соседству, в переулке среди других переулков, к себе домой, на второй этаж двухэтажки прибыл Мэттью Бризбуа. Отряхнул снег с сапог, повесил фуражку на колышек, куртку на вешалку, снял зажим с галстука, включил телевизор (звук заранее выключен), чтоб не было одиноко. Застыл. Оглядел комнату. Что увидел? Стены — пустые. Кухонный стол, он же обеденный, он же письменный, он же сортировочный, для почты, ноутбук открыт, гора бумаг, рядом коробка хлопьев «Самое оно». На полке аккуратно выстроились фотографии в рамочках. Камин никогда не включали, в углу с прошлого лета стоят коробки.
Он ведь следователь — как трактовать эту картину? Одинокий мужчина, за сорок, разведен, судя по всему, и озабочен употреблением клетчатки. Принюхайся — почуешь одеколон и «Уиндекс». Но котом и не пахнет.
Он и сам не понял, зачем соврал Лоре. Может, втирался в доверие; понимал же, что эта авария — не просто пожилой человек на льду. Но это задним числом. Если б Лора согласилась, он бы заехал в приют, выбрал кота, был бы у него предлог подобраться ближе. Но она не попросила, а он не поехал.
Он поглядел на две многоэтажки на гребне холма. «Второй дом, слева. Третье окно в верхнем углу. Это я». Завтра позвонит в страховую, узнает, кто бенефициарий у недавно почившего Генри Кёртиса. Они скажут; всегда говорят. Наизнанку вывернутся, лишь бы не платить.
Он долго стоял и глядел на горящее угловое окно. Глядел, пока не погасло.
Ты вообще понимаешь, кто мы?
мы Мафия! Мы НАЙДЕМ и убьем! тебя
10
Сырые леса толпились на обочине. Промокшая тяжелая листва хлопала по крышам, когда машины выгрызали себе место в потоке. Цистерна не справлялась с собственным весом, сопротивлялась инерции; водитель и механик чувствовали, как топливо толкает их вперед, ехали будто по стиральной доске — крошится асфальт, стекла опущены, улыбки до ушей.
Джо цеплялся за баранку, точно за спасательный круг в открытом море. Орал во всю глотку, перекрикивал рев мотора.
— Мечтать не вредно! — вопил он. — Вперед!
Что их остановит? Да ничто.
Разве что… Он сбавил скорость.
— Впереди КПП.
— Полиция?
— Солдаты.
11
«Тебя я люблю». Вот что Лора помнила: повозки выворачивают из-за угла, кучера в трепещущих шелковых рубашках орут во все горло, взлетают стетсоны, всадники в галопе, комья грязи из-под копыт, пронзительные крики комментатора теряются в этом гвалте.
А потом… одна лошадь спотыкается, разлетаются повозки, задрав колеса, и люди взмывают в воздух, и друг на друга валятся лошади. Лорин отец закрывает ей глаза ладонью.
Несчастный случай — видела? Или привиделось?
Воспоминания о луна-парке. Карусельный мир световой круговерти и гелиевых шаров, бежавших в ночное небо. Лора в ковбойской шляпе с пластмассовым свистком на ремешке, ее отец в ковбойском прикиде с ног до головы, что в данном случае подразумевает слишком тесный жилет, слишком большую шляпу, новые ковбойские сапоги и никакого свистка. Бродить по луна-парку — все равно что по пинболу в замедленной съемке. Звонили колокольцы, рикошетило. Вращались колеса обозрения, вертелись центрифуги. Звякали силомеры, в будке угадывали, сколько ты весишь. Мороженые бананы и чизкейк во фритюре. Проулки под фонарями, грохот молочных канистр. «Брось мяч, получи приз! Каждому по силам!»
Уоррен где-то пропадал с друзьями, мать не любила толпы — развлекать Лору выпадало отцу.
Только она была мала для взрослых аттракционов, а он великоват для малышовых, так что вечерами напролет она каталась на «Танцах у божьей коровки» или «Экспрессе пяденицы» (американских горках с одним-единственным кругом и одной-единственной кочкой), а отец махал, когда она проезжала мимо.