- Да она на тебя и глядеть не хочет, не по зубам кусок, - дразнил его Мак.
- А что ни говори, старуха нам обрадуется, - говорил Айк, спускаясь по сходням. - Я почему-то думал увидеть ее на пристани, хоть и не извещал, что мы едем. Ну, брат, и накормят нас сегодня.
- А где она живет?
- Недалеко. Идем. Ты знаешь, не расспрашивай про моего старика - он, понимаешь, немного стоит. Сейчас, кажется, в тюрьме. Старухе очень круто приходилось, пока она вырастила нас, ребят... У меня ведь еще два брата в Буффало. Но я с ними не в ладах. Мать живет вышиванием, варит варенье, печет пирожные, продает всякую мелочь. Одно время она работала в булочной, но потом у нее разыгрался прострел. Она и сейчас еще была бы видная женщина, если б не эта чертовская бедность.
По грязной улице они свернули вверх по холму. На вершине стоял небольшой опрятный домик, похожий на школу.
- Вот тут мы и живем... Но только почему у нас света нет?
Они вошли в калитку. На клумбе перед домом цвела турецкая гвоздика. Цветов почти нельзя было различить в полумраке, но слышен был их запах. Айк постучал в дверь.
- Вот дьявольщина, в чем тут дело?
Он снова постучал. Потом чиркнул спичкой. К двери был приколот билетик с надписью: "Продается", подписанный комиссионером по продаже домов.
- Чудеса... Она, должно быть, перебралась куда-нибудь. То-то она и не писала мне больше двух месяцев. Уж не заболела ли?.. Спрошу-ка у Беда Уокера.
Мак присел на деревянную приступку и ждал. В облаках, на которых еще теплился розоватый отблеск заката, был просвет, и взгляд его потонул в пустой черноте, полной звезд. Запах гвоздики щекотал ему нос.
Он почувствовал, что голоден. Тихий свист Айка привел его в себя.
- Идем, - хрипло сказал тот и быстро зашагал под гору, втянув голову в плечи.
- Эй, в чем дело?
- Очень просто. Старуха переехала жить к моим братьям в Буффало. Эти стервецы заставили ее продать дом. Рассчитывают, должно быть, промотать деньги.
- Вот беда, Айк.
Айк не ответил. Они молча шагали до самого угла. Вышли на главную улицу. Освещенные магазины, вагоны трамвая. В каком-то кабачке, спотыкаясь, барабанила пианола. Айк обернулся к Маку и хлопнул его по спине.
- Выпьем, парень... Какого черта...
Кроме них, у длинной стоики был только один посетитель. Это был вдрызг пьяный пожилой высокий мужчина в болотных сапогах и зюйдвестке. Он нечленораздельно вопил: "Валяй ее крепче, ребята", и тыкал при этом в воздух длинной грязной рукой. Мак и Айк выпили по два стакана виски, такого крепкого и забористого, что дух захватило. Айк опустил в карман сдачу с доллара и сказал:
- Ну его, пойдем отсюда.
На свежем воздухе их разожгло.
- А чтоб им всем сдохнуть. Мак, сегодня же прочь отсюда... Скверно, брат, попадать в город, где жил мальчишкой... Сейчас пойдут встречаться все ребята, которых знавал, и все девчонки, за которыми бегал... Эх, вот всегда-то мне так... Словно назло.
В закусочной возле товарной станции они раздобыли на пятнадцать центов сосисок, картофеля, бутербродов и кофе. А после покупки папирос у них оставалось восемь долларов семьдесят пять центов.
- Э, да мы богачи, - сказал Мак. - Ну а теперь куда?
- Подожди минутку. Я наведаюсь на товарную станцию. Там раньше служил один мой приятель.
Мак слонялся вокруг фонарного столба на перекрестке, курил папиросу и ждал. Ветер стих, и стало теплей. Где-то в лужах среди товарных путей пи-ип, пи-ип, пи-ип - завели свою песню жабы. С холма доносилась музыка. На товарных путях слышалось тяжелое пыхтенье паровоза, лязг буферов и певучий скрежет колес маневрирующих вагонов.
Вскоре из темноты раздался свист Айка. Мак перебежал к нему на неосвещенный тротуар.
- Вот что, Мак, надо спешить. Я его нашел. Он отопрет нам товарный вагон, который идет на Запад. Он говорит, что, если нас не вышибут, поезд доставит нас до самого моря.
- Да, но как же быть с едой, если он запрет нас в вагоне?
- Будем сыты до отвала... Можешь быть спокоен.
- Но, Айк...
- Заткни плевательницу, слышишь... Что ты хочешь - раззвонить об этом на весь город?
Они на цыпочках пробирались в темноте между двумя товарными составами. Потом Айк нашел полуоткрытую дверь и вскарабкался в вагон. Мак взобрался следом, и они тихонько задвинули за собой дверь.
- Ну, теперь остается только спать, - прошептал Айк в самое ухо Маку. Мой приятель сказал, что сегодня по станции не будет дежурства шпиков.
В дальнем углу вагона они накидали сена из лопнувшего тюка. Весь вагон пропах сеном.
- А ведь здорово, Мак, - прошептал Айк.
- Что и говорить, Айк, знатно.
Немного погодя поезд тронулся, и они растянулись друг возле дружки на раскиданном сене. Сквозь щели в полу пробивался холодный ночной ветер. Спали они беспокойно. Поезд трогался, останавливался, и опять трогался, и маневрировал взад и вперед по путям, и колеса стучали и гремели им в ухо и грохотали на стрелках. К утру они пригрелись и уснули, и тонкий пласт сена у них под боком стал мягким и теплым. У них не было часов, а день был пасмурный, и они не могли сообразить, в котором часу проснулись. Айк слегка приоткрыл дверь и выглянул: поезд мчался по широкой долине, до краев затопленной, словно водой в половодье, зеленой рябью подросшей пшеницы. Время от времени вдалеке возникали островки деревьев. На каждой остановке высились плечистые слепые громады элеваторов.
- Это, должно быть, Ред-Ривер, но только куда это они нас, черти, везут? - сказал Айк.
- Теперь выпить бы по кружке кофе, - сказал Мак.
- Всласть напьемся в Сиэтле, Мак, будь покоен.
Они снова уснули и проснулись одеревеневшие и с пересохшей от жажды глоткой. Поезд остановился. Кругом все было тихо. Они лежали на спине, потягиваясь и прислушиваясь.
- А, черт, и куда это нас завезли?
Наконец они услыхали, как на путях захрустел под ногами шлак и кто-то стал проверять засовы вагонов. Они лежали тихо, так что слышно было, как колотится сердце. Шаги похрустывали все ближе и ближе. Дверь распахнулась, и в вагон хлынул солнечный свет. Они притаились. Мак почувствовал, что его похлопали по груди тростью, и сел, озираясь и моргая. Кто-то твердым шотландским выговором сказал ему прямо в ухо:
- Я так и знал, что найду здесь знатных туристов... Ну-с, путешественники, вставайте и выворачивайте карманы, а не то познакомитесь с констеблем.
- А, черт, - прошипел Айк, выползая из своего угла.
- Руганью да чертыханьем делу не поможешь... Наскребете парочку фунтов, ну и отправляйтесь к себе в Виннипег искать там удачи. А нет, так не успеете вы помянуть Джона Буля, как придется вам поворачивать восвояси.
Кондуктор был маленький, черноволосый и говорил с ехидной невозмутимостью.
- Вы сначала скажите, где мы, господин начальник, - спросил Айк, стараясь подладиться под английский говор.
- Гретна... на территории доминиона Канады. Вас следует задержать, помимо бродяжничества, уже за то, что вы противозаконно перешли границу владений его величества.
- Ну что ж, видно, придется раскошеливаться... Мы, знаете, начальник, богатенькие сынки, отправились погулять и позабавиться,
- Нечего зубы заговаривать. Сколько у вас в кармане?
- Да пара долларов.
- Ну и выкладывай.
Айк вытащил из кармана сначала один доллар, затем другой; во втором была заложена пятидолларовая кредитка. Шотландец одним махом сгреб все три бумажки и захлопнул дверь. Они слышали, как он защелкнул задвижку. Долго сидели они молча в темноте. Наконец Айк сказал:
- Слушай, Мак, дай мне в рожу. А! Чтоб его... Разыграть такого дурака... Надо ж мне было держать их в кармане... когда зашивать надо - в пояс... Итого у нас осталось семьдесят пять центов. И наверняка здорово влипли... Он, конечно, даст по линии телеграмму, чтобы нас сняли на ближайшей станции.
- А что у них на железной дороге тоже есть конная полиция? - спросил Мак глухим шепотом.
- На этот счет я знаю не больше тебя.
Поезд снова тронулся, Айк уныло уткнулся лицом в сено и скоро заснул. Мак лежал на спине позади него, разглядывая солнечную полоску, пробивавшуюся сквозь щель в двери, и раздумывал, каково им будет в канадской тюрьме.