Самым объемным предметом в лодке был контейнер для льда со съемной крышкой длиной полтора метра и высотой метр двадцать. Наполненный доверху льдом и рыбой, он был настолько тяжелым, что в принципе мог перевернуть судно, если его начать ворочать и передвигать в море. Основным требованием было расположить кофр точно по центру лодки. Альваренга пользовался самым большим контейнером, какой только можно было найти. Это доказывало его статус заносчивого мачо и одновременно уверенность в том, что он обладает достаточным талантом и умением, чтобы набить кофр такого объема до самых краев.
Вдоль берега, подобно грузовикам у погрузочного дока, выстроились в ряд еще десяток таких же лодок, готовящихся к отплытию. Вокруг них царила суматоха, предшествующая началу любой работы, когда все делается в последнюю минуту. Когда они отчалили, Альваренга перевел мотор на реверс и стал отплывать от берега. Развернув лодку, он направил ее к грубому волнорезу, туда, где воды эстуария встречались с водами Тихого океана. Выход из лагуны требовал сложных маневров, поскольку кормчему приходилось лавировать между песчаных отмелей и бурных волн. Несколько рыбаков погибло у волнореза, а полугодом раньше Альваренга сам сидел в лодке (хоть и не у руля), когда на нее накатила волна. Судно перевернулось, и сальвадорец чуть было не утонул под горой обрушившегося на него снаряжения, барахтаясь в бурлящих волнах.
Через пять минут флотилия рыбацких лодок вышла в отрытый океан, после чего капитаны приглушили двигатели и перевели их на холостой ход. Лодки собрались вместе и встали борт к борту. Как у погонщиков фургонов, пересекавших пустыню, у путешественников по морю тоже был свой ритуал, предшествующий рейсу: они собирались вместе на прощальный перекур, прежде чем каждый пойдет своей дорогой. Для рыбаков такой ритуал был нечто средним между беседой пожилых кумушек в воскресный день у здания муниципалитета и обменом сплетнями офисных работников, встретившихся у кулера. Поскольку травку любили все и они не попадали ни в чье поле зрения, мужчины курили одну самокрутку за другой. НИКТО НЕ ПОМНИТ, ОТКУДА ПОШЛА ЭТА ТРАДИЦИЯ ПЕРЕКУРА НА ПОСОШОК, НО СЕЙЧАС ОНА ЗАКРЕПИЛАСЬ В ОБЫЧАЯХ НАРОДА ЧЬЯПАС. Скорее всего, такой ритуал был наследием традиции пятидесятилетней давности, доставшимся современным мореходам от мексиканских рыбарей-контрабандистов, перевозивших тонны марихуаны на север, к берегам Соединенных Штатов, чтобы выгодно сбыть ее на тамошнем рынке. Рыбаки затягивались, шутили, а ругань просто лилась рекой, и волны безудержного хохота перекидывались от одной лодки к другой.
Сделав последнюю затяжку, Альваренга попрощался с товарищами, завел мотор и направил лодку на запад, в открытый океан. Сверяясь с показаниями навигационного прибора, он двигался к тому самому месту, где они с Рэем наловили накануне так много рыбы. Путь туда занял шесть часов. Альваренга выключил мотор, когда они оказались в самом центре залива Теуантепек. Следующие два часа партнеры были заняты тем, что насаживали приманку на крючки, вытравляли снасти и устанавливали их на воде с буйками. К семи часам вечера ловцы закинули снасть длиной более двух тысяч метров и растянули ее позади лодки. Наступила ночь. Звезды сверкали ярко, с северо-востока дул сильный, но приятный порывистый ветер. Альваренга и Рэй выкурили несколько самокруток марихуаны. Они посмеялись, вспоминая приключившуюся с ними недавно историю с мотором. Четыре дня назад у них заглох двигатель. Их лодку отбуксировала к берегу группа рыбаков, по чистой случайности оказавшаяся в этом районе и принявшая сигнал SOS, который Альваренга посылал по второму каналу — частотный диапазон, используемый рыбаками залива Теуантепек для экстренной связи. Никто из ходящих по морю не опасался попасть в беду. Товарищи всегда были рядом. «Мы прошли вместе через много штормов и бурь, — рассказывает Рэй. — Когда волны начинали бросать нашу лодку из стороны в сторону, капитан говорил мне: “Иди вздремни чуток. Одеяло дать?” А я спрашивал: “А как же волны?” А он мне: “Да не обращай внимания”».